Неточные совпадения
Несмотря на
то, что Степан Аркадьич был кругом виноват перед женой и сам чувствовал это, почти все в доме, даже нянюшка,
главный друг Дарьи Александровны, были на его стороне.
Ужасно,
главное,
то»… начала она, но не докончила своей мысли, потому что Матрена Филимоновна высунулась из двери.
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не
той, про которую он вычитал в газетах, но
той, что у него была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были, и в-третьих —
главное — в совершенном равнодушии к
тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
Некрасивого, доброго человека, каким он себя считал, можно, полагал он, любить как приятеля, но чтобы быть любимым
тою любовью, какою он сам любил Кити, нужно было быть красавцем, а
главное — особенным человеком.
Княгиня же, со свойственною женщинам привычкой обходить вопрос, говорила, что Кити слишком молода, что Левин ничем не показывает, что имеет серьезные намерения, что Кити не имеет к нему привязанности, и другие доводы; но не говорила
главного,
того, что она ждет лучшей партии для дочери, и что Левин несимпатичен ей, и что она не понимает его.
Если б он мог слышать, что говорили ее родители в этот вечер, если б он мог перенестись на точку зрения семьи и узнать, что Кити будет несчастна, если он не женится на ней, он бы очень удивился и не поверил бы этому. Он не мог поверить
тому, что
то, что доставляло такое большое и хорошее удовольствие ему, а
главное ей, могло быть дурно. Еще меньше он мог бы поверить
тому, что он должен жениться.
— Да, я его знаю. Я не могла без жалости смотреть на него. Мы его обе знаем. Он добр, но он горд, а теперь так унижен.
Главное, что меня тронуло… — (и тут Анна угадала
главное, что могло тронуть Долли) — его мучают две вещи:
то, что ему стыдно детей, и
то, что он, любя тебя… да, да, любя больше всего на свете, — поспешно перебила она хотевшую возражать Долли, — сделал тебе больно, убил тебя. «Нет, нет, она не простит», всё говорит он.
Любовь к женщине он не только не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже
ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было
главным делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
Один низший сорт: пошлые, глупые и,
главное, смешные люди, которые веруют в
то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, — и разные
тому подобные глупости.
— Ну, теперь прощайте, а
то вы никогда не умоетесь, и на моей совести будет
главное преступление порядочного человека, нечистоплотность. Так вы советуете нож к горлу?
И знаменитый доктор изложил свой план лечения водами Соденскими, при назначении которых
главная цель, очевидно, состояла в
том, что они повредить не могут.
Вронский поехал во Французский театр, где ему действительно нужно было видеть полкового командира, не пропускавшего ни одного представления во Французском театре, с
тем чтобы переговорить с ним о своем миротворстве, которое занимало и забавляло его уже третий день. В деле этом был замешан Петрицкий, которого он любил, и другой, недавно поступивший, славный малый, отличный товарищ, молодой князь Кедров. А
главное, тут были замешаны интересы полка.
— Позволь, дай договорить мне. Я люблю тебя. Но я говорю не о себе;
главные лица тут — наш сын и ты сама. Очень может быть, повторяю, тебе покажутся совершенно напрасными и неуместными мои слова; может быть, они вызваны моим заблуждением. В таком случае я прошу тебя извинить меня. Но если ты сама чувствуешь, что есть хоть малейшие основания,
то я тебя прошу подумать и, если сердце тебе говорит, высказать мне…
Хотя многие из
тех планов, с которыми он вернулся в деревню, и не были им исполнены, однако самое
главное, чистота жизни, была соблюдена им.
Вронский не мог понять, как она, со своею сильною, честною натурой, могла переносить это положение обмана и не желать выйти из него; но он не догадывался, что
главная причина этого было
то слово сын, которого она не могла выговорить.
Доктор остался очень недоволен Алексеем Александровичем. Он нашел печень значительно увеличенною, питание уменьшенным и действия вод никакого. Он предписал как можно больше движения физического и как можно меньше умственного напряжения и,
главное, никаких огорчений,
то есть
то самое, что было для Алексея Александровича так же невозможно, как не дышать; и уехал, оставив в Алексее Александровиче неприятное сознание
того, что что-то в нем нехорошо и что исправить этого нельзя.
Но
главное общество Щербацких невольно составилось из московской дамы, Марьи Евгениевны Ртищевой с дочерью, которая была неприятна Кити потому, что заболела так же, как и она, от любви, и московского полковника, которого Кити с детства видела и знала в мундире и эполетах и который тут, со своими маленькими глазками и с открытою шеей в цветном галстучке, был необыкновенно смешон и скучен
тем, что нельзя было от него отделаться.
Главный же задушевный интерес ее на водах составляли теперь наблюдения и догадки о
тех, которых она не знала.
Узнав все эти подробности, княгиня не нашла ничего предосудительного в сближении своей дочери с Варенькой,
тем более что Варенька имела манеры и воспитание самые хорошие: отлично говорила по-французски и по-английски, а
главное — передала от г-жи Шталь сожаление, что она по болезни лишена удовольствия познакомиться с княгиней.
Кроме
того, хотя он долго жил в самых близких отношениях к мужикам как хозяин и посредник, а
главное, как советчик (мужики верили ему и ходили верст за сорок к нему советоваться), он не имел никакого определенного суждения о народе, и на вопрос, знает ли он народ, был бы в таком же затруднении ответить, как на вопрос, любит ли он народ.
— Самолюбия, — сказал Левин, задетый за живое словами брата, — я не понимаю. Когда бы в университете мне сказали, что другие понимают интегральное вычисление, а я не понимаю, тут самолюбие. Но тут надо быть убежденным прежде, что нужно иметь известные способности для этих дел и,
главное, в
том, что все эти дела важны очень.
—
Главная задача философии всех веков состоит именно в
том, чтобы найти
ту необходимую связь, которая существует между личным интересом и общим.
По неопределенным ответам на вопрос о
том, сколько было сена на
главном лугу, по поспешности старосты, разделившего сено без спросу, по всему тону мужика Левин понял, что в этом дележе сена что-то нечисто, и решился съездить сам поверить дело.
«Кроме формального развода, можно было еще поступить, как Карибанов, Паскудин и этот добрый Драм,
то есть разъехаться с женой», продолжал он думать, успокоившись; но и эта мера представляла
те же неудобства noзopa, как и при разводе, и
главное — это, точно так же как и формальный развод, бросало его жену в объятия Вронского. «Нет, это невозможно, невозможно! — опять принимаясь перевертывать свой плед, громко заговорил он. — Я не могу быть несчастлив, но и она и он не должны быть счастливы».
Он прочел письмо и остался им доволен, особенно
тем, что он вспомнил приложить деньги; не было ни жестокого слова, ни упрека, но не было и снисходительности.
Главное же — был золотой мост для возвращения. Сложив письмо и загладив его большим массивным ножом слоновой кости и уложив в конверт с деньгами, он с удовольствием, которое всегда возбуждаемо было в нем обращением со своими хорошо устроенными письменными принадлежностями, позвонил.
И он задумался. Вопрос о
том, выйти или не выйти в отставку, привел его к другому, тайному, ему одному известному, едва ли не
главному, хотя и затаенному интересу всей его жизни.
Смутное сознание
той ясности, в которую были приведены его дела, смутное воспоминание о дружбе и лести Серпуховского, считавшего его нужным человеком, и,
главное, ожидание свидания — всё соединялось в общее впечатление радостного чувства жизни. Чувство это было так сильно, что он невольно улыбался. Он спустил ноги, заложил одну на колено другой и, взяв ее в руку, ощупал упругую икру ноги, зашибленной вчера при падении, и, откинувшись назад, вздохнул несколько раз всею грудью.
Но он ясно видел теперь (работа его над книгой о сельском хозяйстве, в котором
главным элементом хозяйства должен был быть работник, много помогла ему в этом), — он ясно видел теперь, что
то хозяйство, которое он вел, была только жестокая и упорная борьба между им и работниками, в которой на одной стороне, на его стороне, было постоянное напряженное стремление переделать всё на считаемый лучшим образец, на другой же стороне — естественный порядок вещей.
В его интересах было
то, чтобы каждый работник сработал как можно больше, притом чтобы не забывался, чтобы старался не сломать веялки, конных граблей, молотилки, чтоб он обдумывал
то, что он делает; работнику же хотелось работать как можно приятнее, с отдыхом, и
главное — беззаботно и забывшись, не размышляя.
Главное же — ему нужно было ехать не откладывая: надо успеть предложить мужикам новый проект, прежде чем посеяно озимое, с
тем чтобы сеять его уже на новых основаниях.
Исполнение плана Левина представляло много трудностей; но он бился, сколько было сил, и достиг хотя и не
того, чего он желал, но
того, что он мог, не обманывая себя, верить, что дело это стоит работы. Одна из
главных трудностей была
та, что хозяйство уже шло, что нельзя было остановить всё и начать всё сначала, а надо было на ходу перелаживать машину.
Заговаривая с мужиками о
том же и делая им предложения сдачи на новых условиях земель, он тоже сталкивался с
тем главным затруднением, что они были так заняты текущей работой дня, что им некогда было обдумывать выгоды и невыгоды предприятия.
— Ах, она гадкая женщина! Кучу неприятностей мне сделала. — Но он не рассказал, какие были эти неприятности. Он не мог сказать, что он прогнал Марью Николаевну за
то, что чай был слаб,
главное же, за
то, что она ухаживала за ним, как за больным. ― Потом вообще теперь я хочу совсем переменить жизнь. Я, разумеется, как и все, делал глупости, но состояние ― последнее дело, я его не жалею. Было бы здоровье, а здоровье, слава Богу, поправилось.
― Да я тебе говорю, что это не имеет ничего общего. Они отвергают справедливость собственности, капитала, наследственности, а я, не отрицая этого
главного стимула (Левину было противно самому, что он употреблял такие слова, но с
тех пор, как он увлекся своею работой, он невольно стал чаще и чаще употреблять нерусские слова), хочу только регулировать труд.
Главная же причина, почему принц был особенно тяжел Вронскому, была
та, что он невольно видел в нем себя самого.
Она вытянула лицо и, полузакрыв глаза, быстро изменила выражение лица, сложила руки, и Вронский в ее красивом лице вдруг увидал
то самое выражение лица, с которым поклонился ему Алексей Александрович. Он улыбнулся, а она весело засмеялась
тем милым грудным смехом, который был одною из
главных ее прелестей.
Когда же встали из-за стола и дамы вышли, Песцов, не следуя за ними, обратился к Алексею Александровичу и принялся высказывать
главную причину неравенства. Неравенство супругов, по его мнению, состояло в
том, что неверность жены и неверность мужа казнятся неравно и законом и общественным мнением.
Левин по этому случаю сообщил Егору свою мысль о
том, что в браке
главное дело любовь и что с любовью всегда будешь счастлив, потому что счастье бывает только в себе самом. Егор внимательно выслушал и, очевидно, вполне понял мысль Левина, но в подтверждение ее он привел неожиданное для Левина замечание о
том, что, когда он жил у хороших господ, он всегда был своими господами доволен и теперь вполне доволен своим хозяином, хоть он Француз.
Он у постели больной жены в первый раз в жизни отдался
тому чувству умиленного сострадания, которое в нем вызывали страдания других людей и которого он прежде стыдился, как вредной слабости; и жалость к ней, и раскаяние в
том, что он желал ее смерти, и,
главное, самая радость прощения сделали
то, что он вдруг почувствовал не только утоление своих страданий, но и душевное спокойствие, которого он никогда прежде не испытывал.
— Да, да… именно… — вздыхая говорил Облонский. — Я затем и приехал.
То есть не собственно затем… Меня сделали камергером, ну, надо было благодарить. Но,
главное, надо устроить это.
Левин продолжал находиться всё в
том же состоянии сумасшествия, в котором ему казалось, что он и его счастье составляют
главную и единственную цель всего существующего и что думать и заботиться теперь ему ни о чем не нужно, что всё делается и сделается для него другими.
— Это придет, — утешал его Голенищев, в понятии которого Вронский имел и талант и,
главное, образование, дающее возвышенный взгляд на искусство. Убеждение Голенищева в таланте Вронского поддерживалось еще и
тем, что ему нужно было сочувствие и похвалы Вронского его статьям и мыслям, и он чувствовал, что похвалы и поддержка должны быть взаимны.
— Положим, не завидует, потому что у него талант; но ему досадно, что придворный и богатый человек, еще граф (ведь они всё это ненавидят) без особенного труда делает
то же, если не лучше, чем он, посвятивший на это всю жизнь.
Главное, образование, которого у него нет.
— Не могу сказать, чтоб я был вполне доволен им, — поднимая брови и открывая глаза, сказал Алексей Александрович. — И Ситников не доволен им. (Ситников был педагог, которому было поручено светское воспитание Сережи.) Как я говорил вам, есть в нем какая-то холодность к
тем самым
главным вопросам, которые должны трогать душу всякого человека и всякого ребенка, — начал излагать свои мысли Алексей Александрович, по единственному, кроме службы, интересовавшему его вопросу — воспитанию сына.
— Да уж это ты говорил. Дурно, Сережа, очень дурно. Если ты не стараешься узнать
того, что нужнее всего для христианина, — сказал отец вставая, —
то что же может занимать тебя? Я недоволен тобой, и Петр Игнатьич (это был
главный педагог) недоволен тобой… Я должен наказать тебя.
Одна из
главных неприятностей положения в Петербурге была
та, что Алексей Александрович и его имя, казалось, были везде.
Она знала, что для него, несмотря на
то, что он был
главною причиной ее несчастья, вопрос о свидании ее с сыном покажется самою неважною вещью.
Кити испытывала особенную прелесть в
том, что она с матерью теперь могла говорить, как с равною, об этих самых
главных вопросах в жизни женщины.
Левину было досадно и
то, что ему помешали стрелять, и
то, что увязили его лошадей, и
то,
главное, что, для
того чтобы выпростать лошадей, отпречь их, ни Степан Аркадьич, ни Весловский не помогали ему и кучеру, так как не имели ни
тот, ни другой ни малейшего понятия, в чем состоит запряжка.
Подъехав к серьезному болоту,
главной цели поездки, Левин невольно подумывал о
том, как бы ему избавиться от Васеньки и ходить без помехи. Степан Аркадьич, очевидно, желал
того же, и на его лице Левин видел выражение озабоченности, которое всегда бывает у настоящего охотника пред началом охоты, и некоторой свойственной ему добродушной хитрости.