Неточные совпадения
Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли, ее глаза из-под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата]
с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для
того,
чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть
с своим cousin, [двоюродного брата] как скоро только они так же, как Борис
с Наташей, выберутся из этой гостиной.
— André, si vous avez la foi, vous vous seriez adressé à Dieu, pour qu’il vous donne l’amour, que vous ne sentez pas et votre prière aurait été exaucée. [Андрей, если бы ты имел веру,
то обратился бы к Богу
с молитвою,
чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
— Ну, ты, чортова кукла, поворачивайся, ищи, — вдруг закричал Денисов, побагровев и
с угрожающим жестом бросаясь на лакея. —
Чтоб был кошелек, а
то запорю. Всех запорю!
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё-таки бросить бедной княжне
с тем,
чтоб ей не могло прийти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и
с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая,
с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили
с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для
того,
чтоб она могла оценить его искусство.
Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься
с высот, для
того чтоб атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься
с своих ночлегов.
По сведениям, полученным им
с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для
того,
чтоб успешно атаковать его.
Ростов пустил лошадь во весь скок, для
того чтоб уехать
с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё
тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали.
— Я?… Я в Петербург, — отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. — Я благодарю вас. Я во всем согласен
с вами. Но вы не думайте,
чтоб я был так дурен. Я всею душой желал быть
тем, чем вы хотели бы,
чтоб я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… — Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо решил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он,
чтоб отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь
с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о
том, видел одно дурное.
— А любовь к ближнему, а самопожертвование? — заговорил Пьер. — Нет, я
с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла,
чтоб не раскаиваться, этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь
с вами, да и вы не думаете
того, что́ вы говорите. — Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
— Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот,
с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет
того, чтó нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить,
чтоб иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
— Да, это учение Гердера, — сказал князь Андрей, — но не
то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что́ убеждает. Убеждает
то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано
с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть,
чтоб не было ответа! И я верю, что он есть… Вот что́ убеждает, вот что́ убедило меня, — сказал князь Андрей.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и
с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах,
с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился
с обыкновенною французскою учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для
того,
чтоб увидать императора, он приехал в Тильзит.
Вот чтó следует из
того, что холодно, а не
то чтоб оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, — говорил он
с особенною логичностью, как бы наказывая кого-то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее,
с самого утра, были устремлены на
то,
чтоб они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака́ бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах
с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны à la grecque. [по-гречески.]
— Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, — сказал князь Андрей
с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку,
чтоб обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса.
То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливою, благодарною, детскою улыбкой.
Пишу всё это вам, мой друг, только для
того,
чтоб убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос
с головы не упадет без Его воли.
— Никто кроме этих презренных божьих людей, которые
с сумками за плечами приходят ко мне
с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для
того, чтобы не пострадать от него, а для
того,
чтоб его не ввести в грех.
Брат часто удивлялся, глядя на нее. Совсем не было похоже,
чтоб она была влюбленная невеста в разлуке
с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в
то, что ее судьба уже решена,
тем более, что он не видал
с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что-нибудь не
то, в этом предполагаемом браке.
— Так хорошо? — сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры,
чтоб узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил
с отвода и побежал к своим саням. Всё
тот же счастливый, улыбающийся черкес,
с усиками и блестящими глазами, смотревший из-под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Взорванный словом интриганка, Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал,
чтоб она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так,
то он последний раз говорит… Но он не успел сказать
того решительного слова, которого, судя по выражению его лица,
с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа
с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
Когда после холостого ужина он,
с доброю и сладкою улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался,
чтоб ехать
с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за
то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n’a pas de sexe», [Он прелестен, он не имеет пола,] говорили про него.
Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль-шутка о
том, что ежели Андрей женится,
то и он сам женится на Bourienne, — видимо понравилась ему, и он
с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для
того,
чтоб ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m-lle Bourienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в
том, что к нему пустили шпиона. Ведь он сказал, ей сказал,
чтоб она составила список, и
тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. «
С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно», говорил он.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для
того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться
с своею невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для
того,
чтоб избежать возможности встречи
с князем, которого он боялся.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови,
с рассеянною улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты,
чтоб они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа
с веселою и кокетливою улыбкой разговаривала
с ним и поздравляла
с женитьбой
того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В
том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только
с тем,
чтоб он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
«Впрочем», писала она, «не думайте,
чтоб отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить
ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться
с ней.
— Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, — начала Наташа кротким голосом,
тем голосом, которым говорят дети, когда хотят,
чтоб их похвалили. — Мы объяснились
с ним нынче.
— Виват! — также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для
того чтоб увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез
с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа, и стал смотреть на
ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что-то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
Было приказано, отыскав брод, перейти на
ту сторону. Польский уланский полковник, красивый, старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть
с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он
с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил,
чтоб ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что вероятно император не будет недоволен этим излишним усердием.
Эти лица, хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность, и желали только одного и настаивали на
том,
чтоб обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб-квартиру главнокомандующего и, советуясь где нужно
с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался
с Пфулем, завтра
с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для
того,
чтоб избежать ответственности и угодить государю.
Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени
ту силу нравственных преград — отсутствие которой она чувствовала
с Курагиным — ей никогда в голову не приходило,
чтоб из ее отношений
с Пьером могла выйти не только любовь
с ее или еще менее
с его стороны, но даже и
тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное,
с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась Богу о
том.
чтоб Он помог ей.
Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о
том,
чтоб его не затолкали, и решительно,
с угрожающим видом выставил по бокам локти.
Ему хотелось сказать mon très honorable préopinant [мой многоуважаемый возражатель])
с господином… que je n’ai pas l’honneur de connaître; [которого я не имею чести знать;] — но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для
того,
чтоб и обсудить
те меры, которыми мы можем помочь отечеству.
Не только во всё время войны, со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но всё было делаемо для
того,
чтоб остановить их
с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед, и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
«Они вероятно думают, что я предлагаю им хлеб
с тем,
чтоб они остались на своих местах и сама уеду, бросив их на произвол французов», думала княжна Марья. «Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что André еще больше бы сделал на моем месте», думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять всё положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к
тому,
чтоб понять сущность предстоящего сражения, но
с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить и, заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг обращаясь к нему.
И ему казалось, что лучшее, чтò он может сделать теперь — это
то,
чтоб он
с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром,
чтоб он выказал, в противуположность этого величия, самую простую отеческую нежность.
В диспозиции сказано, первое,
чтоб устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи
с имеющими выравняться
с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего 102 орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редуты снарядами. Это не могло быть сделано, так как,
с назначенных Наполеоном мест, снаряды не долетали до русских работ, и эти 102 орудия стреляли бы по пустому до
тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул бы их вперед.
Несколько солдат
с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали
того,
чтоб он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
Хотя не было никакого преимущества в
том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана и даже было очевидное неудобство и замедление в
том,
чтоб остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было
с точностью исполнено. Наполеон не видел
того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами — роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Та барыня, которая еще в июне месяце,
с своими арапами и шутихами, поднималась из Москвы в саратовскую деревню,
с смутным сознанием
того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом,
чтоб ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно
то великое дело, которое спасло Россию.
Граф же Растопчин, который
то стыдил
тех, которые уезжали,
то вывозил присутственные места,
то выдавал никуда негодное оружие пьяному сброду,
то поднимал образà,
то запрещал Августину вывозить мощи и иконы,
то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве,
то на 136 подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар,
то намекал на
то, что он сожжет Москву,
то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют;
то принимал славу сожжения Москвы,
то отрекался от нее,
то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему,
то упрекал за это народ,
то высылал всех французов из Москвы,
то оставлял в городе г-жу Обер-Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт-директора Ключарева;
то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться
с французами,
то,
чтоб отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека, и сам уезжал в задние ворота;
то говорил, что он не переживет несчастия Москвы,
то писал в альбомы по-французски стихи о своем участии в этом деле, [Je suis né Tartare. Je voulus être Romain. Les Français m’appelèrent barbare. Les Russes — Georges Dandin.
Она знала, что ежели она скажет слово о
том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению),
то он скажет что-нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, — что-нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так,
чтоб уехать до этого и взять
с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно.
Мало
того, что за эти подводы предлагали огромные деньги,
с вечера и рано утром 1-го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о
том,
чтоб им дали подводы для выезда из Москвы.
Почувствовав на себе устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст,
с тем,
чтоб его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.