Неточные совпадения
Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской
армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным
силам.
28-го октября Кутузов с
армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными
силами французов.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные
силы французской
армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
С конца 1811-го года началось усиленное вооружение и сосредоточение
сил западной Европы, и в 1812 году
силы эти — миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили
армию), двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811-го года стягивались
силы России.
Войска первой
армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй
армии отступали, стремясь соединиться с первою
армией, от которой — как говорили — они были отрезаны большими
силами французов.
Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская
армия через день, и никто не может знать, какая
сила этого или того отряда.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в
армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом на завтра приезде государя ― всё это с новою
силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Наконец государь уезжает из
армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя в Москву утрояет
силы русского войска.
Я с одной, а князь Багратион с другой стороны, идем на соединение пред Смоленском, которое совершится 22-го числа, и обе
армии совокупными
силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества, или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина.
Таким образом во всё время сражения русские имели против всей французской
армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие
силы.
Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских
силами, а Бородинское сражение вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими
силами против французов, т. е. в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов
армию от совершенного разгрома и бегства.
Нравственная
сила французской, атакующей
армии была истощена.
Это чувствует всякий солдат Наполеоновской
армии, и нашествие надвигается само собой, по одной
силе стремительности.
Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1-го сентября, когда
армия подошла к Москве — несмотря на всю
силу поднявшегося чувства в рядах войска,
сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву.
И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник гошпиталей, — куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо, государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть и не один, а несколько) предлагает новый проект, диаметрально-противуположный плану выхода на Калужскую дорогу; а
силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противуположное тому, что́ говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал, все описывают различно положение неприятельской
армии.
Заслуга Кутузова состояла не в каком-нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской
армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один — тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть расположен к наступлению — он один все
силы свои употреблял на то, чтоб удержать русскую
армию от бесполезных сражений.
Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, чтò делалось во французской
армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор пока французы были в Москве, и — главное — неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение
силы изменилось теперь, и преимущество находится на нашей стороне.
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение
сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им
армию от наступления, и сражение уже было дано.
Для того, чтобы двойными
силами навалиться на остатки русской
армии и истребить ее, для того чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве; для того, одним словом, чтоб удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы не нужно особенной гениальности.
Он точно так же, как и прежде, как и после в 13-м году, употреблял всё свое уменье и
силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей
армии.
То, что Наполеон согласился с Мутоном, и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что
силы, действовавшие на всю
армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.
Не потому, чтобы люди знали, что в Смоленске было много правианту и свежих войск, не потому, чтоб им говорили это (напротив, высшие чины
армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло дать им
силу двигаться и переносить настоящие лишения.
Как ни странны исторические описания того, как какой-нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек, и, вследствие того, покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной
армии, одною сотой всех
сил народа, заставило покориться народ, — все факты истории (насколько она нам известна), подтверждают справедливость того, что бòльшие или меньшие успехи войска одного народа, против войска другого народа, суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения
силы народов.
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; — доказал, что
сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже не в
армиях и сражениях, а в чем-то другом.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась во-первых сама собою, так как французы бежали и потому следовало только не останавливать этого движения. Во-вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и в-третьих тем, что большая русская
армия шла следом за французами, готовая употребить
силу в случае остановки движения французов.