Неточные совпадения
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может
человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной
воли.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе
людей, более счастливых, и что Бог знает, что́ ожидало их на
воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что́ он считал справедливым.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство: Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых
людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою
волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Положим, он хороший
человек, но что́ ж, против
воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется.
Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы
воля Наполеона и Александра (тех
людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться.
Необходимо было, чтобы миллионы
людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту
волю единичных и слабых
людей, и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в
воле одного
человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев.
Для историков, признающих то, что Россия образовалась по
воле одного
человека — Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по
воле одного
человека — Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна, потому что у Наполеона был большой насморк 26-го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно-последовательно.
Но для
людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по
воле одного
человека, Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по
воле одного
человека — Наполеона, рассуждение это представляется не только неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его
воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище 80-ти тысяч
человек произошло не по
воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, — как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше
человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
Стало быть и то, каким образом эти
люди убивали друг друга происходило не по
воле Наполеона, а шло независимо от него, по
воле сотен тысяч
людей, участвовавших в общем деле.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными
людьми (как он думал, по его
воле), он, глядя на этих
людей, считал, сколько приходится русских на одного француза и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза, приходилось пять русских.
Он воображал себе, что по его
воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших
людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
— Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и всё наше — детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на 100 тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна.
Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри; вон напротив, у Лопухиных еще третьего дня всё до чиста вывезли. Вот как
люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия
людей) самым первобытным сближением представляется
воля богов, потом
воля тех
людей, которые стоят на самом видном историческом месте — исторических героев.
Но стòит только вникнуть в сущность каждого исторического события, т. е. в деятельность всей массы
людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что
воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима.
Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в
воле одного
человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда
люди отрешились от представления утвержденности земли.
В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла
людей против своей
воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни.
Казалось бы в этой-то кампании бегства французов, когда они делали всё то, чтò только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, — казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс
воле одного
человека, описывать это отступление в их смысле.
Такова судьба не великих
людей, не grand-homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких
людей, которые, постигая
волю Провидения, подчиняют ей свою личную
волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих
людей за прозрение высших законов.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями его, в немилости находящегося старика, выбрать, против
воли царя, в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять
людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Старый
человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против
воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своею властью, в противность
воле государя предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше.
Теперь на этот вопрос — зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть Бог, тот Бог, без
воли которого не спадет волос с головы
человека.
На вопросы о том: каким образом единичные
люди заставляли действовать народы по своей
воле и чем управлялась сама
воля этих
людей, историки отвечали, на первый вопрос признанием
воли Божества, подчинявшей народы
воле одного избранного
человека и на второй вопрос — признанием того же Божества, направлявшего эту
волю избранного к предназначенной цели.
Вместо
людей, одаренных божественною властью и непосредственно руководимых
волею Божества, новая история поставила или героев, одаренных необыкновенными, нечеловеческими способностями, или просто
людей самых разнообразных свойств, от монархов до журналистов, руководящих массами.
При дворцовых революциях, в которых участвуют иногда два-три
человека, переносится ли тоже
воля масс на новое лицо? При международных отношениях переносится ли
воля масс народа на своего завоевателя? В 1808-м году
воля Рейнского Союза была ли перенесена на Наполеона?
Воля массы русского народа была ли перенесена на Наполеона во время 1809 года, когда наши войска шли в союзе с французами воевать против Австрии?
Так что. бòльшая часть явлений истории — междоусобия, революции, завоевания представляются этими историками уже не произведениями перенесения свободных
воль, а произведением ложно направленной
воли одного или нескольких
людей, т. е. опять нарушениями власти.
Но так как ничем не доказано, чтобы цель человечества состояла в свободе, равенстве, просвещении или цивилизации, и так как связь масс с правителями и просветителями человечества основана только на произвольном предположении, что совокупность
воль масс всегда переносится на те лица, которые нам заметны, то и деятельность миллионов
людей, переселяющихся, сжигающих дома, бросающих земледелие, истребляющих друг друга, никогда не выражается в описании деятельности десятка лиц, не сжигающих домов, не занимающихся земледелием, не убивающих себе подобных.
Жизнь народов не вмещается в жизнь нескольких
людей; ибо связь между этими несколькими
людьми и народами не найдена. Теория о том, что связь эта основана на перенесении совокупности
воль на исторические лица, есть гипотеза, не подтверждаемая опытом истории.
Какая причина исторических событий? — Власть. Чтò есть власть? — Власть есть совокупность
воль, перенесенных на одно лицо. При каких условиях переносятся
воли масс на одно лицо? — При условиях выражения лицом
воли всех
людей. Т. е. власть есть власть. Т. е. власть есть слово, значение которого нам непонятно.
Всегда, когда совершается событие, является
человек или
люди, по
воле которых событие представляется совершившимся. Наполеон III предписывает, и французы идут в Мексику. Прусский король и Бисмарк предписывают, и войска идут в Богемию. Наполеон I приказывает, и войска идут в Россию. Александр I приказывает, и французы покоряются Бурбонам. Опыт показывает нам, что какое бы ни совершилось событие, оно всегда связано с
волею одного или нескольких
людей, которые его приказали.
Власть, с точки зрения опыта, есть только зависимость, существующая между выражением
воли лица и исполнением этой
воли другими
людьми.
Для того чтобы объяснить себе условия этой зависимости, мы должны восстановить прежде всего понятие выражения
воли, относя его к
человеку, а не к Божеству.
Только выражение
воли Божества, независящее от времени, может относиться к целому ряду событий, имеющему совершиться через несколько лет или столетий, и только Божество, ничем не вызванное, может определить, по одной своей
воле, направление движения человечества;
человек же действует во времени и сам участвует в событии.
Так что всякое совершившееся событие неизбежно совпадает с каким-нибудь выраженным желанием и, получая себе оправдание, представляется как произведение
воли одного или нескольких
людей.
Если
воля каждого
человека была свободна, т. е. если каждый мог поступить так, как ему захотелось, то вся история есть ряд бессвязных случайностей.
Для того чтобы понимать, наблюдать, умозаключать,
человек должен прежде сознавать себя живущим. Живущим
человек знает себя не иначе как хотящим, т. е. сознает свою
волю.
Волю же свою, составляющую сущность его жизни,
человек сознает и не может сознать иначе, как свободною.
Только в наше самоуверенное время популяризации знаний, благодаря сильнейшему орудию невежества — распространению книгопечатания, вопрос о свободе
воли сведен на такую почву, на которой и не может быть самого вопроса. В наше время большинство так называемых передовых
людей, т. е. толпа невежд, приняла работы естествоиспытателей, занимающихся одною стороной вопроса, за разрешение всего вопроса.
Ибо то, что с точки зрения наблюдения, разум и
воля суть только отделения (sécrétion) мозга, и то, что
человек, следуя общему закону, мог развиться из низших животных в неизвестный период времени, уясняет только с новой стороны тысячелетия тому назад признанную всеми религиями и философскими теориями, истину о том, что с точки зрения разума
человек подлежит законам необходимости, но ни на волос не подвигает разрешение вопроса, имеющего другую, противоположную сторону, основанную на сознании свободы.
Точно ту же прогрессию убедительности об участии свободной
воли в общих делах человечества мы находим и в истории. Совершившееся современное событие представляется нам несомненно произведением всех известных
людей; но в событии более отдаленном мы видим уже его неизбежные последствия, помимо которых мы ничего другого не можем представить. И чем дальше переносимся мы назад в рассматривании событий, тем менее они нам представляются произвольными.
Для истории существуют линии движения человеческих
воль, один конец которых скрывается в неведомом, а на другом конце которых движется в пространстве, во времени и в зависимости от причин сознание свободы
людей в настоящем.
Ибо если такой-то образ правления установился, или такое-то движение народа совершилось вследствие таких-то географических, этнографических или экономических условий, то
воля тех
людей, которые представляются нам установившими образ правления, или возбудившими движение народа, уже не может быть рассматриваема как причина.