— И я это
сделал, хоть плохо, хоть
немного, но
сделал кое-что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что́ я
сделал хорошо, но и не разуверите, чтобы вы сами этого не думали.
— Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, — помолчав
немного, сказала m-lle Bourienne. — Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моею любовью к вам обязана это
сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? — спросила она
— Ну, вот, — продолжал он, видимо
сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. — Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизнь. Просить руки ее теперь, я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне
делать? Милая княжна, — сказал он, помолчав
немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.