Неточные совпадения
— А у меня четыре сына
в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и
в сражении Бог помилует, — прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
Из учтивости, и как предмет для вступления
в разговор, ему сделали несколько вопросов об
армии и
сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
Сражение, состоявшее только
в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся
армия, особенно пока не разошелся еще пороховой дым на поле
сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли.
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть
в глазах государя. Он действительно был влюблен и
в царя, и
в славу русского оружия, и
в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство
в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому
сражению: девять десятых людей русской
армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно,
в своего царя и
в славу русского оружия.
18-го и 19-го ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали.
В высших сферах
армии с полдня 19-го числа началось сильное хлопотливо-возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20-го ноября,
в который дано было столь памятное Аустерлицкое
сражение.
«Ваш сын,
в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем
в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей
армии, до сих пор неизвестно — жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо
в противном случае
в числе найденных на поле
сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Наполеон, разрезав
армии, движется
в глубь страны и упускает несколько случаев
сражения.
В августе месяце он
в Смоленске и думает только о том, как бы ему итти дальше, хотя как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Русская
армия, будто бы,
в отступлении своем от Смоленска, отыскивала себе наилучшую позицию для генерального
сражения, и таковая позиция была найдена, будто бы, у Бородина.
Дело же очевидно было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был
в Шевардине, правый около селения Нового и центр
в Бородине, при слиянии рек Колочи и Войны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для
армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло
сражение.
Бородинское
сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское
сражение вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, т. е.
в таких условиях,
в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать
сражение нерешительным, но немыслимо было удержать
в продолжение трех часов
армию от совершенного разгрома и бегства.
Солдаты французской
армии шли убивать русских солдат
в Бородинском
сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся
армия: французы, итальянцы, немцы, поляки — голодные, оборванные и измученные походом,
в виду
армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tiré et qu’il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Флигель-адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegen, [перенести
в пространство,] и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая, с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай-де-Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады
армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что
сражение проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
«Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50 000 человек; русская
армия в отступлении из Вильны
в Москву
в различных
сражениях потеряла
в четыре раза более, чем французская
армия; пожар Москвы стоил жизни 100 000 русских, умерших от холода и нищеты
в лесах; наконец, во время своего перехода от Москвы к Одеру, русская
армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе
в Вильну, она состояла только из 50 000 людей, а
в Калише менее 18 000».]
Французам, атаковавшим русскую
армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до
сражения, загораживали дорогу
в Москву, цель французов не была достигнута, и все их усилия и потери пропали даром.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской
армии, после всех опытов прежних
сражений (где после вдесятеро-меньших усилий, неприятель бежал) испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв ПОЛОВИНУ войска, стоял так же грозно
в конце, как и
в начале
сражения.
В вечер 26-го августа, и Кутузов и вся русская
армия были уверены, что Бородинское
сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтоб он хотел кого-нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников
сражения.
Но
в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины
армии, и новое
сражение оказалось физически-невозможным.
Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской
армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты
сражения и, главное, обилие провианта
в Калуге заставили нашу
армию еще более отклониться к югу и перейти
в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину.
Заслуга Кутузова состояла не
в каком-нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а
в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской
армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское
сражение была победа; он один — тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть расположен к наступлению — он один все силы свои употреблял на то, чтоб удержать русскую
армию от бесполезных
сражений.
Но
в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и
в Петербурге, было
в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им
армию от наступления, и
сражение уже было дано.
Но, если целью было то, чтò действительно совершилось и то, чтò для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их
армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское
сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, чтò было нужно
в тот период кампании.
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского
сражения и грабежа Москвы, несла
в себе уже как бы химические условия разложения.
Но вдруг
в 1812-м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем без новых
сражений не Россия перестала существовать, а перестала существовать 600-тысячная
армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле
сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были
сражения, уничтожившие
армию Наполеона, — невозможно.
Период кампании 1812 года от Бородинского
сражения до изгнания французов доказал, что выигранное
сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; — доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не
в завоевателях, даже не
в армиях и
сражениях, а
в чем-то другом.
Со времени своего производства
в офицеры и
в особенности с поступления
в действующую
армию, где он участвовал
в Вяземском
сражении, Петя находился
в постоянно счастливо-возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и
в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого-нибудь случая настоящего геройства.
От Москвы до Вязьмы из 73-х тысячной французской
армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала кроме грабежа) из 73-х тысяч, осталось 36 тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло
в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым, математически верно, определяются последующие.
В движении русской
армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, т. е. число равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из
армии без
сражений.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д. дальнейшее движение бежавших французов и зa ними бежавших русских, до Красного, происходило без
сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская
армия не могла поспевать за ними, что лошади
в кавалерии и артиллерии становились, и что сведения о движении французов были всегда неверны.