«Я сам знаю, как мы невластны в своих симпатиях и антипатиях», — думал князь Андрей, — «и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет
говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
Неточные совпадения
— Вот нынешнее воспитание! Еще
за границей, — проговорила гостья, — этот молодой человек предоставлен был
самому себе, и теперь в Петербурге,
говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
— Что̀
за штиль, как он описывает мило! —
говорила она, читая описательную часть письма. — И что̀
за душа! О
себе ничего… ничего! О каком-то Денисове, а
сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что̀
за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда
говорила, еще когда он вот какой был, я всегда
говорила…
— Долохов, Марьи Ивановны сын, — сказала она таинственным шопотом, —
говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к
себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви-голова
за ней, — сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви-голове, как она назвала Долохова. —
Говорят,
сам Пьер совсем убит своим горем.
С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не
говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала;
за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три-четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла
себе читать газеты и новые книги, а
сама вязала.
— Он лучше всех вас, — вскрикнула Наташа, приподнимаясь. — Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что́ это, что́ это! Соня,
за что́? Уйдите!.. — И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют
сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять
говорить; но Наташа закричала: — «Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете!» — И опять бросилась на диван.
— Ежели выйдет этот пасьянс, —
говорил он
сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, — ежели выйдет, то значит… что̀ значит?.. — Он не успел решить, что̀ значит, как
за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
«Да, один
за всех, я должен совершить или погибнуть!» думал он. «Да, я пойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом?» думал Пьер. «Впрочем всё равно. Не я, а Рука Провидения казнит тебя… скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). — Ну чтò ж, берите, казните меня»,
говорил дальше
сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
— Да, да, — как бы
сама с
собою говоря, сказала губернаторша. — А вот чтò, еще, mon cher, entre autre. Vous êtes trop assidu auprès de l’autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь
за той белокурою.] Муж уж жалок право…
Он в ответ Лористону на предложения о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов
говорил, что все наши маневры не нужны, что всё сделается
само собою лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем-нибудь надо притти на границу, что
за десять французов он не отдаст одного русского.
Княжна с помощью m-lle Bourienne выдержала разговор очень хорошо; но в
самую последнюю минуту, в то время как он поднялся, она так устала
говорить о том, до чего ей не было дела, и мысль о том,
за чтò ей одной так мало дано радостей в жизни, так заняла ее, что она в припадке рассеянности, устремив вперед
себя свои лучистые глаза, сидела неподвижно, не замечая, что он поднялся.
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно
говорить: нет человека, который бы
за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так
самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого
говорят.
— Ну что
за охота спать! — сказал Степан Аркадьич, после выпитых
за ужином нескольких стаканов вина пришедший в свое
самое милое и поэтическое настроение. — Смотри, Кити, —
говорил он, указывая на поднимавшуюся из-за лип луну, — что
за прелесть! Весловский, вот когда серенаду. Ты знаешь, у него славный голос, мы с ним спелись дорогой. Он привез с
собою прекрасные романсы, новые два. С Варварой Андреевной бы спеть.
— И, вдруг нахмурившись (Левин понял, что она нахмурилась на
самое себя за то, что
говорит про
себя), она переменила разговор.
«Эта холодность — притворство чувства, —
говорила она
себе. — Им нужно только оскорбить меня и измучать ребенка, а я стану покоряться им! Ни
за что! Она хуже меня. Я не лгу по крайней мере». И тут же она решила, что завтра же, в
самый день рожденья Сережи, она поедет прямо в дом мужа, подкупит людей, будет обманывать, но во что бы ни стало увидит сына и разрушит этот безобразный обман, которым они окружили несчастного ребенка.
— Вы помните, что я запретила вам произносить это слово, это гадкое слово, — вздрогнув сказала Анна; но тут же она почувствовала, что одним этим словом: запретила она показывала, что признавала
за собой известные права на него и этим
самым поощряла его
говорить про любовь.