Неточные совпадения
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого
сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на
время в Измайловском полку.
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому
сражению: девять десятых людей русской армии в то
время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей
время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 160 000 русских и французов — всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей — был только проигрыш Аустерлицкого
сражения, так называемого
сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно-исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту
времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего
сражения под заглавием, которое он тоже прочел...
В первое
время по получении известия об Аустерлицком
сражении Москва пришла в недоумение.
В июне месяце произошло Фридландское
сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со
времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Не только во всё
время войны, со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но всё было делаемо для того, чтоб остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед, и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал
сражения.
Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то
время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале
сражения.
Флигель-адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegen, [перенести в пространство,] и которого так ненавидел Багратион, во
время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая, с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай-де-Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что
сражение проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
«Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50 000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных
сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100 000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец, во
время своего перехода от Москвы к Одеру, русская армия тоже пострадала от суровости
времени года; по приходе в Вильну, она состояла только из 50 000 людей, а в Калише менее 18 000».]
Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского
сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще
сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество, и жители до половины повыехали, граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во
время первого сна, удивило и раздражило графа.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во
время всей кампании и в Бородинском
сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Но в то
время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и
сражение уже было дано.
По странной случайности, это назначение — самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, получил Дохтуров; тот самый, скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы
сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого, во
время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до 13-го года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно.
Петр Петрович Коновницын, так же, как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12-го года — Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же, как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и так же, как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов
сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытою дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во
время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одною из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Со
времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после
сражений, удар Бородина и опять отступление, пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война, всё это были отступления от правил.
Со
времени своего производства в офицеры и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском
сражении, Петя находился в постоянно счастливо-возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого-нибудь случая настоящего геройства.
Невозможно это было во-первых потому, что, так как из опыта видно, что движение колонн верстах на пяти в одном
сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись во-время в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности; как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого-то, забрать в плен для чего-то какого-нибудь герцога или короля, — генералам этим казалось теперь, когда всякое
сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь-то самое
время давать
сражения и побеждать кого-то.
Он в ответ Лористону на предложения о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во
время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что всё сделается само собою лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское
сражения не нужны, что с чем-нибудь надо притти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и
время, враг решительных действий, он дает Бородинское
сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность.
Он один во всё
время отступления настаивает на том, чтобы не давать
сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Неточные совпадения
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, // Что в двадцати
сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и во
время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
Говорят вон, в Севастополе, сейчас после Альмы, [После поражения русской армии в
сражении на реке Альме 8 сентября 1854 г. во
время Крымской войны (1853–1856).] умные-то люди уж как боялись, что вот-вот атакует неприятель открытою силой и сразу возьмет Севастополь; а как увидели, что неприятель правильную осаду предпочел и первую параллель открывает, так куды, говорят, обрадовались и успокоились умные-то люди-с: по крайности на два месяца, значит, дело затянулось, потому когда-то правильной-то осадой возьмут!
Граф замолчал. Таким образом узнал я конец повести, коей начало некогда так поразило меня. С героем оной уже я не встречался. Сказывают, что Сильвио, во
время возмущения Александра Ипсиланти, предводительствовал отрядом этеристов и был убит в
сражении под Скулянами.
Мало-помалу слезы ее становились реже, улыбка светилась по
временам из-за них; отчаянье ее превращалось в томную грусть; скоро ей сделалось страшно за прошедшее, она боролась с собой и отстаивала его против настоящего из сердечного point d'honneur'a, [собственного понятия о чести (фр.).] как воин отстаивает знамя, понимая, что
сражение потеряно.
Когда через несколько лет молодой граф, отличавшийся безумною храбростью в
сражениях с горцами, был прощен и вернулся на родину, то шляхтич пригласил соседей, при них сдал, как простой управляющий, самый точный отчет по имениям и огромные суммы, накопленные за
время управления.