Неточные совпадения
Да не значит ли это: не только не судите ближнего на словах, но и не осуждайте
судом — не судите ближних своими
человеческими учреждениями —
судами.
Расскажу подробно, как уничтожилось во мне всякое сомнение о том, что слова эти не могут быть понимаемы иначе, как в том смысле, что Христос запрещает всяческие
человеческие учреждения
судов, и словами этими ничего не мог сказать другого.
Первое, что поразило меня, когда я понял заповедь о непротивлении злу в ее прямом значении, было то, что
суды человеческие не только не сходятся с нею, но прямо противны ей, противны и смыслу всего учения, и что поэтому Христос, если подумал о
судах, то должен был отрицать их.
Про себя говорил, что его засудят, и сам показывает, как надо относиться к
суду человеческому.
Стало быть, Христос думал о тех
судах человеческих, которые должны были засудить его и его учеников, и засуждавшие и засуждающие миллионы людей.
Но, может быть, и высказав это по отношению к
суду блудницы и указав притчей о спице на общую слабость
человеческую, он все-таки не запрещает обращения к
человеческому правосудию; в виду защиты от злых; но вижу, что этого никак нельзя допустить.
Но, может быть по той связи, в которой находятся с другими слова: не судите и не осуждайте, видно, что в этом месте Христос, говоря: не судите, не думал о
судах человеческих?
Справляюсь с тем, как первые ученики Христа, апостолы, смотрели на
суды человеческие, признавали ли, одобряли ли их?
Всё место это говорит о
суде человеческом и отрицает его.
Как же еще сказать это яснее, определеннее: запрещается всякое различие между людьми, всякий
суд о том, что этот хорош, а этот дурен, указывается прямо на
суд человеческий, который несомненно дурен, и показывается, что
суд этот сам преступен, казня за преступления, и что потому
суд сам собою уничтожается законом бога — милосердием.
Такое отношение к
судам я нахожу в посланиях апостолов, в жизни же их, как мы все знаем,
суды человеческие представлялись им тем злом и соблазном, которые надо сносить с твердостью и преданностью воле божией.
Справляюсь с учителями церкви первых веков и вижу, что учители первых веков все всегда определяли свое учение, отличающее их от всех других, тем, что они никого ни к чему не принуждают, никого не судят (Афинагор, Ориген), не казнят, а только переносят мучения, налагаемые на них
судами человеческими.
Но нигде ни слова не говорится о
человеческих учреждениях,
судах, о том, в каком отношении находятся
суды эти к этому запрещению осуждать. Запрещает ли их Христос, или допускает? На этот естественный вопрос нет никакого ответа, как будто уже слишком очевидно то, что как скоро христианин сел на судейское место, то тогда он не только может осуждать ближнего, но и казнить его.
Но положим, что слова Христа о страшном
суде и совершении века и другие слова из Евангелия Иоанна имеют значение обещания загробной жизни для душ умерших людей, все-таки несомненно и то, что учение его о свете жизни, о царстве бога имеет и то доступное его слушателям и нам теперь значение, что жизнь истинная есть только жизнь сына
человеческого по воле отца. Это тем легче допустить, что учение о жизни истинной по воле отца жизни включает в себя понятие о бессмертии и жизни за гробом.
Неточные совпадения
Баба ездил почти постоянно и всякий раз привозил с собой какого-нибудь нового баниоса, вероятно приятеля, желавшего посмотреть большое
судно, четырехаршинные пушки, ядра, с
человеческую голову величиной, послушать музыку и посмотреть ученье, военные тревоги, беганье по вантам и маневры с парусами.
На бульваре, под яворами и олеандрами, стояли неподвижно три
человеческие фигуры, гладко обритые, с синими глазами, с красивыми бакенбардами, в черном платье, белых жилетах, в круглых шляпах, с зонтиками, и с пронзительным любопытством смотрели то на наше
судно, то на нас.
То, что в продолжение этих трех месяцев видел Нехлюдов, представлялось ему в следующем виде: из всех живущих на воле людей посредством
суда и администрации отбирались самые нервные, горячие, возбудимые, даровитые и сильные и менее, чем другие, хитрые и осторожные люди, и люди эти, никак не более виновные или опасные для общества, чем те, которые оставались на воле, во-первых, запирались в тюрьмы, этапы, каторги, где и содержались месяцами и годами в полной праздности, материальной обеспеченности и в удалении от природы, семьи, труда, т. е. вне всех условий естественной и нравственной жизни
человеческой.
«Знать, суд-то Божий не то, что
человеческий!» — заслышал вдруг отец Паисий.
— Первый крикнувший, что убил Смердяков, был сам подсудимый в минуту своего ареста, и, однако, не представивший с самого первого крика своего и до самой сей минуты
суда ни единого факта в подтверждение своего обвинения — и не только факта, но даже сколько-нибудь сообразного с
человеческим смыслом намека на какой-нибудь факт.