Неточные совпадения
Много и много раз я перечитывал нагорную проповедь и всякий раз испытывал одно и
то же: восторг и умиление при чтении
тех стихов о подставлении щеки, отдаче рубахи, примирении
со всеми, любви к врагам — и
то же чувство неудовлетворенности.
В этой проповеди и во
всех Евангелиях
со всех сторон подтверждалось
то же учение о непротивлении злу.
Теперь, поняв прямой смысл учения, я вижу ясно
то странное противоречие с самим собой, в котором я находился. Признав Христа богом и учение его божественным и вместе с
тем устроив свою жизнь противно этому учению, что же оставалось, как не признавать учение неисполнимым? На словах я признал учение Христа священным, на деле я исповедывал совсем не христианское учение и признавал и поклонялся учреждениям не христианским,
со всех сторон обнимающим мою жизнь.
Стоит только понять раз, что это так, что всякая радость моя, всякая минута спокойствия при нашем устройстве жизни покупается лишениями и страданиями тысяч, удерживаемых насилием; стоит раз понять это, чтобы понять, что свойственно
всей природе человека, т. е. не одной животной, но и разумной и животной природе человека; стоит только понять закон Христа во
всем его значении,
со всеми последствиями его для
того, чтобы понять, что не учение Христа несвойственно человеческой природе, но
всё оно только в
том и состоит, чтобы откинуть несвойственное человеческой природе мечтательное учение людей о противлении злу, делающее их жизнь несчастною.
Значение, которое я приписывал прежде этим словам, было
то, что всякий должен всегда избегать гнева против людей, не должен никогда говорить бранных слов и должен жить в мире
со всеми без всякого исключения; но в тексте стояло слово, исключающее этот смысл.
По
всем толкованиям объясняется так, что надо стараться помириться
со всеми; но если этого нельзя сделать по испорченности людей, которые во вражде с тобою,
то надо помириться в душе — в мыслях; и вражда других против тебя не мешает тебе молиться.
И выходит простой смысл, согласный
со всем учением, с
теми словами, в связи с которыми он находится и с грамматикой и с логикой.
Отчего же люди не делают
того, что Христос сказал им и что дает им высшее доступное человеку благо, чего они вечно желали и желают? И
со всех сторон я слышу один, разными словами выражаемый, один и
тот же ответ: «Учение Христа очень хорошо, и правда, что при исполнении его установилось бы царство бога на земле, но оно трудно и потому неисполнимо».
Жизнь, какая есть здесь, на земле,
со всеми ее радостями, красотами,
со всею борьбой разума против
тьмы, — жизнь
всех людей, живших до меня,
вся моя жизнь с моей внутренней борьбой и победами разума есть жизнь не истинная, а жизнь павшая, безнадежно испорченная; жизнь же истинная, безгрешная — в вере, т. е. в воображении, т. е. в сумасшествии.
И как ни странно и ни страшно это думать, я не мог не признать этого, потому что это одно объясняло мне
то удивительное, противоречивое, бессмысленное возражение, которое я слышу
со всех сторон против исполнимости учения Христа: оно хорошо и дает счастье людям, но люди не могут исполнить его.
ІІо учению Христа, как виноградари, живя в саду, не ими обработанном, должны понимать и чувствовать, что они в неоплатном долгу перед хозяином, так точно и люди должны понимать и чувствовать, что,
со дня рождения и до смерти, они всегда в неоплатном долгу перед кем-то, перед жившими до них и теперь живущими и имеющими жить, и перед
тем, что было и есть и будет началом
всего.
Я понял, кроме
того, что что̀ бы я ни делал, я неизбежно погибну бессмысленною жизнью и смертью
со всем окружающим меня, если я не буду исполнять этой воли отца, и что только в исполнении ее — единственная возможность спасения.
Я знаю, что выхода другого нет ни для меня, ни для
всех тех, которые
со мной вместе мучаются в этой жизни. Я знаю, что
всем, и мне с ними вместе, нет другого спасения, как исполнять
те заповеди Христа, которые дают высшее доступное моему пониманию благо
всего человечества.
Ведь стоит на минуту отрешиться от своей привычки и взглянуть на нашу жизнь
со стороны, чтобы увидеть, что
всё, что мы делаем для мнимого обеспечения нашей жизни, мы делаем совсем не для
того, чтобы обеспечить нашу жизнь, а только для
того, чтобы, занимаясь этим, забывать о
том, что жизнь никогда не обеспечена и не может быть обеспечена.
Беден — это значит: он будет не в городе, а в деревне, не будет сидеть дома, а будет работать в лесу, в поле, будет видеть свет солнца, землю, небо, животных; не будет придумывать, что ему съесть, чтобы возбудить аппетит, и что сделать, чтоб сходить на час, а будет три раза в день голоден; не будет ворочаться на мягких подушках и придумывать, чем спастись от бессонницы, а будет спать; будет иметь детей, будет жить с ними, будет в свободном общении
со всеми людьми, а главное, не будет делать ничего такого, чего ему не хочется делать; не будет бояться
того, что с ним будет.
Оно говорит: хорошо, вы не способны рассуждать, поверять истинность преподаваемого вам учения, вам легче поступать зауряд
со всеми; но как бы скромны вы ни были, вы все-таки чувствуете в себе
того внутреннего судью, который иногда одобряет ваши поступки, согласные
со всеми, иногда не одобряет их.
Христос сказал мне: живи для блага, только не верь
тем ловушкам — соблазнам (σκάνδαλος), которые, заманивая тебя подобием блага, лишают этого блага и уловляют в зло. Благо твое есть твое единство
со всеми людьми, зло есть нарушение единства сына человеческого. Не лишай себя сам
того блага, которое дано тебе.
Вспоминая
то, что меня вводило в блуд, я вижу теперь, что, кроме
того дикого воспитания, при котором и физически и умственно разжигалась во мне блудная похоть и оправдывалась
всеми изощрениями ума, главный соблазн, уловлявший меня, заключался в оставлении мною
той женщины, с которой я сошелся сначала, и в состоянии оставленных женщин,
со всех сторон, окружавших меня.
Я вижу теперь, что главная сила соблазна была не в моей похоти, а в неудовлетворенности похоти моей и
тех оставленных женщин, которые
со всех сторон окружали меня.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но
со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Неточные совпадения
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да
тот был прост; накинется //
Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
«Грехи, грехи, — послышалось //
Со всех сторон. — Жаль Якова, // Да жутко и за барина, — // Какую принял казнь!» // — Жалей!.. — Еще прослушали // Два-три рассказа страшные // И горячо заспорили // О
том, кто
всех грешней? // Один сказал: кабатчики, // Другой сказал: помещики, // А третий — мужики. //
То был Игнатий Прохоров, // Извозом занимавшийся, // Степенный и зажиточный
Долгонько слушались, //
Весь город разукрасили, // Как Питер монументами, // Казненными коровами, // Пока не догадалися, // Что спятил он с ума!» // Еще приказ: «У сторожа, // У ундера Софронова, // Собака непочтительна: // Залаяла на барина, // Так ундера прогнать, // А сторожем к помещичьей // Усадьбе назначается // Еремка!..» Покатилися // Опять крестьяне
со смеху: // Еремка
тот с рождения // Глухонемой дурак!
Его водили под руки //
То господа усатые, //
То молодые барыни, — // И так,
со всею свитою, // С детьми и приживалками, // С кормилкою и нянькою, // И с белыми собачками, //
Все поле сенокосное // Помещик обошел.
Все, что в песенке //
Той певалося, //
Все со мной теперь //
То и сталося! // Чай, певали вы? // Чай, вы знаете?..