Неточные совпадения
Мне так несомненно казалось священным, не нарушающим
закона бога учреждение судов, в которых я участвовал и которые ограждали мою собственность и безопасность, что никогда и в голову не приходило, чтобы это изречение могло значить что-нибудь другое, как не то, чтобы на
словах не осуждать ближнего.
А перед этими
словами повторяет, по Матфею,
слова уголовного еврейского
закона: око за око, зуб за зуб.
Стало быть, Христос говорит именно про уголовный
закон человеческий и его-то и отрицает
словами не судите.
В Евангелии, каждое
слово которого мы считаем священным, прямо и ясно сказано: у вас был уголовный
закон — зуб за зуб, а я даю вам новый: не противьтесь злому; все исполняйте эту заповедь: не делайте зла за зло, а делайте всегда и всем добро, всех прощайте.
Словами: «
закон и пророки до Иоанна» Христос упраздняет
закон писанный.
Словами: «легче небу и земле прейти, чем из
закона выпасть черточке», он утверждает
закон вечный.
В первых
словах он говорит:
закон и пророки, т. е. писанный
закон; во-вторых, он говорит просто:
закон, следовательно
закон вечный.
Стало быть, ясно, что здесь противополагается
закон вечный
закону писанному [Мало этого, как бы для того, чтобы уж не было никакого сомнения о том, про какой
закон он говорит, он тотчас же в связи с этим приводит пример, самый резкий пример отрицания
закона Моисеева —
законом вечным, тем, из которого не может выпасть ни одна черточка; он, приводя самое резкое противоречие
закону Моисея, которое есть в Евангелии, говорит (Лука XVI, 18): «всякий, кто отпускает жену и женится на другой, прелюбодействует», т. е. в писанном
законе позволено разводиться, а по вечному — это грех.] и что точно то же противоположение делается и в контексте Матфея, где
закон вечный определяется
словами:
закон или пророки.
Замечательна история текста стихов 17 и 18 по вариантам. В большинстве списков стоит только
слово «
закон» без прибавления «пророки». При таком чтении уже не может быть перетолкования о том, что это значит
закон писанный. В других же списках, в Тишендорфовском и в каноническом, стоит прибавка — «пророки», но не с союзом «и», а с союзом «или»,
закон или пророки, что точно так же исключает смысл вечного
закона.
Чтобы вполне убедиться в том, что в этих стихах Христос говорит только о вечном
законе, стоит вникнуть в значение того
слова, которое подало повод лжетолкованиям. По-русски —
закон, по-гречески — νόμος, по-еврейски — тора, как по-русски, по-гречески и по-еврейски имеют два главные значения: одно — самый
закон без отношения к его выражению. Другое понятие есть писанное выражение того, что известные люди считают
законом. Различие этих двух значений существует и во всех языках.
По-гречески в посланиях Павла различие это даже определяется иногда употреблением члена. Без члена Павел употребляет это
слово большею частью в смысле писанного
закона, с членом — в смысле вечного
закона бога.
И то же
слово —
закон, тора, у Ездры в первый раз и в позднейшее время, во время Талмуда, стало употребляться в смысле написанных пяти книг Моисея, над которыми и пишется общее заглавие — тора, так же как у нас употребляется
слово Библия; но с тем различием, что у нас есть
слово, чтобы различать между понятиями — Библии и
закона бога, а у евреев одно и то же
слово означает оба понятия.
Когда он говорит: «не делай того другому, что не хочешь, чтобы тебе делали, в этом одном — весь
закон и пророки», он говорит о писанном
законе, он говорит, что весь писанный
закон может быть сведен к одному этому выражению вечного
закона, и этими
словами упраздняет писанный
закон.
Когда он говорит (Лук. XVI, 16): «
закон и пророки до Иоанна Крестителя», он говорит о писанном
законе и
словами этими отрицает его обязательность.
Когда он говорит (Иоан. VII, 19): «не дал ли вам Моисей
закона, и никто не исполняет его»; или (Иоан. VIII, 17): «не сказано ли в
законе вашем»; или: «
слово, написанное в
законе их» (Иоан. XV, 25), — он говорит о писанном
законе, о том
законе, который он отрицает, о том
законе, который его самого присуждает к смерти (Иоан. XIX, 7).
Пусть те, которые толкуют
слова Христа так, что он утверждал весь
закон Моисея, пусть они объяснят себе: кого же во всю свою деятельность обличал Христос, против кого восставал, называя их фарисеями, законниками, книжниками?
Но мало того, что не может избежать двоякого употребления этого
слова, проповедник часто не хочет избежать его и умышленно соединяет оба понятия, указывая на то, что в том ложном в его совокупности
законе, который исповедуют те, которых он обращает, что и в этом
законе есть истины вечные.
То самое делает и Христос среди евреев, у которых и тот и другой
закон называется одним
словом тора.
Христос по отношению к
закону Моисея и еще более к пророкам, в особенности Исаии,
слова которого он постоянно приводит, признает, что в еврейском
законе и пророках есть истины вечные, божеские, сходящиеся с вечным
законом, и их-то, как изречение — люби бога и ближнего, — берет за основание своего учения.
Христос этими
словами говорит, что он не отрицает того, что в древнем
законе вечно.
Христос не мог утверждать весь
закон, но он не мог также и отрицать весь
закон и пророков, тот
закон, в котором сказано: люби ближнего как самого себя, и тех пророков,
словами которых он часто высказывает свои мысли.
Во всех толкованиях делается игра
слов и говорится о том, что Христос исполнил
закон Моисея тем, что на нем исполнились пророчества, и о том, что Христос через нас, через веру людей в себя, исполнил
закон.
Евреи признают
слова Христа пустыми и верят
закону Моисея.
Значение этих
слов представилось мне такое: человек не должен допускать даже мысли о том, что он может соединяться с другой женщиной, кроме как с тою, с которой он раз уже соединился, и никогда не может, как это было по
закону Моисея, переменить эту женщину на другую.
Говорится, что Христос сам утвердил клятву на суде, когда на
слова первосвященника: «Заклинаю тебя богом живым», отвечал: ты сказал; говорится, что апостол Павел призывает бога во свидетельство истины своих
слов, что есть, очевидно, та же клятва; говорится, что клятвы были предписаны
законом Моисеевым, но господь не отменил этих клятв; говорится, что отменяются только клятвы пустые, фарисейски-лицемерные.
Где можно, вставить
слово — «напрасно» и на нет свести правило против гнева; где можно, как самые бессовестные кривосуды, так перетолковать смысл статьи
закона, чтобы выходило обратное: вместо — никогда не разводиться с женою, вышло бы то, что можно разводиться.
А вот этого-то никто не хочет сделать, вперед решая, что порядок, в котором мы живем и который нарушается этими
словами, есть священный
закон человечества.
Кроме того, в самых первых
словах, в ссылке на
закон древних: «вам сказано: ненавидь врага», было что-то сомнительное.
Во всех толкованиях признается, что
слов: «вам сказано: ненавидь врага» — нет в
законе Моисея, но объяснения этого неверно приведенного места из
закона нигде не дается.
Между прочим внушается, что можно и должно обличать, т. е. противиться врагам, говорится о разных степенях достижения этой добродетели, так что по толкованиям церкви конечный вывод тот, что Христос, неизвестно зачем, неправильно привел
слова из
закона Моисея и наговорил много прекрасных, но, собственно, пустых и неприложимых
слов.
И для того, чтобы понять этот смысл, я прежде всего постарался понять значение
слов неверной ссылки на
закон: «вам сказано: ненавидь врагов».
Не поняв того, что он разумел под
словами приводимого им
закона, нельзя понять того, что он предписывает.
В толкованиях же прямо говорится (да и нельзя этого не сказать), что он приводит такие
слова, которых не было в
законе, но не объясняется, почему он это делает и что значит эта неверная ссылка.
Мне казалось, что прежде всего надо объяснить, что мог разуметь Христос, приводя
слова, которых не было в
законе.
И я спросил себя: что же могут значить
слова, неверно приведенные Христом из
закона?
Учение это неисполнимо потому, что жизнь человеческая совершается по известным, не зависимым от воли человека
законам, — говорит наша философия. Философия и вся наука, только другими
словами, говорит совершенно то же, что говорит религия догматом первородного греха и искупления.
И что будет представляться еще трогательнее будущему историку — это то, что он найдет, что у людей этих был учитель, ясно, определенно указавший им, что им должно делать, чтобы жить счастливее, и что
слова этого учителя были объяснены одними так, что он на облаках придет всё устроить, а другими так, что
слова этого учителя прекрасны, но неисполнимы, потому что жизнь человеческая не такая, какую бы мы хотели, и потому не стоит ею заниматься, а разум человеческий должен быть направлен на изучение
законов этой жизни без всякого отношения к благу человека.
Христос в обоих случаях определяет, что̀ должно разуметь под
словами: жизнь вечная; когда он употребляет их, то говорит евреям то же самое, что сказано много раз в
законе их, а именно: исполнение воли бога есть жизнь вечная.
«Какая шестая заповедь божия? — Не убий. Не убий — не убивай. — Что бог запрещает этой заповедью? — Запрещает убивать, т. е. лишать жизни человека. — Грех ли наказывать по
закону преступника смертью и убивать неприятеля на войне? «Не грех. Преступника лишают жизни, чтобы прекратить великое зло, которое он делает; неприятеля убивают на войне потому, что на войне сражаются за государя и отечество». И этими
словами ограничивается объяснение того, почему отменяется заповедь бога. Я не поверил своим глазам.
Это не прокламации, которые распространяются тайно, под страхом каторги, а это прокламации, несогласие с которыми наказывается каторгой. Я теперь пишу это, и мне жутко только за то, что я позволяю себе сказать, что нельзя отменять главную заповедь бога, написанную во всех
законах и во всех сердцах, ничего не объясняющими
словами: по должности, за государя и отечество, и что не должно учить этому людей.