Неточные совпадения
Я не толковать хочу
учение Христа, я хочу только рассказать, как я
понял то, что есть самого простого, ясного, понятного и несомненного, обращенного ко всем людям в
учении Христа, и как то, что я
понял, перевернуло мою душу и дало мне спокойствие и счастие.
Не все могут быть посвящены в глубочайшие тайны догматики, гомилетики, патристики, литургики, герменевтики, апологетики и др., но все могут и должны
понять то, что Христос говорил всем миллионам простых, немудрых, живших и живущих людей. Так вот то самое, что Христос сказал всем этим простым людям, не имевшим еще возможности обращаться за разъяснениями его
учения к Павлу, Клименту, Златоусту и другим, это самое я не
понимал прежде, а теперь
понял; и это самое хочу сказать всем.
И стоило мне
понять эти слова просто и прямо, как они сказаны, и тотчас же во всем
учении Христа, не только в нагорной проповеди, но во всех Евангелиях, всё, что было запутано, стало понятно, что было противоречиво, стало согласно; и главное, что казалось излишне, стало необходимо.
Когда я
понял, что слова: не противься злу, значат: не противься злу, всё мое прежнее представление о смысле
учения Христа вдруг изменилось, и я ужаснулся перед тем не то что непониманием, а каким-то странным пониманием
учения, в котором я находился до сих пор.
Теперь,
поняв прямой смысл
учения, я вижу ясно то странное противоречие с самим собой, в котором я находился. Признав Христа богом и
учение его божественным и вместе с тем устроив свою жизнь противно этому
учению, что же оставалось, как не признавать
учение неисполнимым? На словах я признал
учение Христа священным, на деле я исповедывал совсем не христианское
учение и признавал и поклонялся учреждениям не христианским, со всех сторон обнимающим мою жизнь.
Первое, что поразило меня, когда я
понял заповедь о непротивлении злу в ее прямом значении, было то, что суды человеческие не только не сходятся с нею, но прямо противны ей, противны и смыслу всего
учения, и что поэтому Христос, если подумал о судах, то должен был отрицать их.
Я
понял теперь, что в положении о непротивлении злу Христос говорит не только, что выйдет непосредственно для каждого от непротивления злу, но он, в противоположение той основы, которою жило при нем по Моисею, по римскому праву и теперь по разным кодексам живет человечество, ставит положение непротивления злу, которое, по его
учению, должно быть основой жизни людей вместе и должно избавить человечество от зла, наносимого им самому себе.
Мы устроили всю свою жизнь на тех самых основах, которые он отрицает, не хотим
понять его
учение в его простом и прямом смысле и уверяем себя и других, или что мы исповедуем его
учение, или что
учение его нам не годится.
Казалось бы, прежде чем судить об
учении Христа, надо
понять, в чем оно состоит. И чтобы решать: разумно ли его
учение или нет, надо прежде всего признавать, что он говорил то, что говорил. А этого-то мы и не делаем: ни церковные, ни вольнодумные толкователи. И очень хорошо знаем, почему мы этого не делаем.
Наименьшее, что можно требовать от людей, судящих о чьем-нибудь
учении, это то, чтобы судили об
учении учителя так, как он сам
понимал его.
А он
понимал свое
учение не как какой-то далекий идеал человечества, исполнение которого невозможно, не как мечтательные поэтические фантазии, которыми он пленял простодушных жителей Галилеи; он
понимал свое
учение как дело, такое дело, которое спасет человечество, и он не мечтал на кресте, а кричал и умер за свое
учение.
Стоит только
понять раз, что это так, что всякая радость моя, всякая минута спокойствия при нашем устройстве жизни покупается лишениями и страданиями тысяч, удерживаемых насилием; стоит раз
понять это, чтобы
понять, что свойственно всей природе человека, т. е. не одной животной, но и разумной и животной природе человека; стоит только
понять закон Христа во всем его значении, со всеми последствиями его для того, чтобы
понять, что не
учение Христа несвойственно человеческой природе, но всё оно только в том и состоит, чтобы откинуть несвойственное человеческой природе мечтательное
учение людей о противлении злу, делающее их жизнь несчастною.
У меня должно было быть какое-нибудь ложное представление о значении
учения Христа для того, чтобы я мог так не
понять его.
Приступая к чтению Евангелия, я не находился в том положении человека, который, никогда ничего не слыхав об
учении Христа, вдруг в первый раз услыхал его; а во мне была уже готова целая теория о том, как я должен
понимать его.
Если бы я просто относился к
учению Христа, без той богословской теории, которая с молоком матери была всосана мною, я бы просто
понял простой смысл слов Христа.
Теперь же, признав простой и прямой смысл
учения Христа, я
понял, что два закона эти противоположны и что не может быть и речи о соглашении их или восполнении одного другим, что необходимо принять один из двух и что толкование стихов 17—20 пятой главы Матфея, и прежде поражавших меня своей неясностью, должно быть неверно.
И вот, когда я
понял закон Христа, как закон Христа, а не закон Моисея и Христа, и
понял то положение этого закона, которое прямо отрицает закон Моисея, так все Евангелия, вместо прежней неясности, разбросанности, противоречий, слились для меня в одно неразрывное целое, и среди их выделилась сущность всего
учения, выраженная в простых, ясных и доступных каждому пяти заповедях Христа (Матф. V, 21 — 48), о которых я ничего не знал до сих пор.
Прежде я спрашивал себя, что будет из исполнения
учения Христа, как я
понимал его, и невольно отвечал себе: ничего.
Евреи не
понимают его
учения и спрашивают: кто этот сын человеческий, которого надо возвысить?
ІІо
учению Христа, как виноградари, живя в саду, не ими обработанном, должны
понимать и чувствовать, что они в неоплатном долгу перед хозяином, так точно и люди должны
понимать и чувствовать, что, со дня рождения и до смерти, они всегда в неоплатном долгу перед кем-то, перед жившими до них и теперь живущими и имеющими жить, и перед тем, что было и есть и будет началом всего.
Стоит вдуматься в смысл
учения Христа о жизни вечной в боге, стоит восстановить в своем воображении
учение еврейских пророков, чтобы
понять, что если бы Христос хотел проповедовать
учение о воскресении мертвых, которое тогда только начинало входить в Талмуд и было предметом спора, то он ясно и определенно высказал бы это
учение; он же, наоборот, не только не сделал этого, но даже отверг его, и во всех Евангелиях нельзя найти ни одного места, которое бы подтверждало это
учение.
Всё
учение Христа в том, чтобы ученики его,
поняв призрачность личной жизни, отреклись от нее и переносили ее в жизнь всего человечества, в жизнь сына человеческого.
Учение же о бессмертии личной души не только не призывает к отречению от своей личной жизни, но навеки закрепляет эту личность.
Как может христианин, исповедующий божественность Христа и его
учения, как бы он ни
понимал его, говорить, что он хочет верить и не может? Сам бог, придя на землю, сказал: вам предстоят вечные мучения, огонь, вечная тьма кромешная, и вот спасенье вам — в моем
учении и исполнении его. Не может такой христианин не верить в предлагаемое спасенье, не исполнять его и говорить: «помоги моему неверию».
По
учению Христа каждый отдельный человек независимо от того, каков мир, будет иметь наилучшую жизнь, если он
поймет свое призвание — не требовать труда от других, а самому всю жизнь свою полагать на труд для других, жизнь свою отдавать, как выкуп за многих.
И,
поняв это, я спросил себя: отчего же я до сих пор не исполнял этого
учения, дающего мне благо, спасение и радость, а исполнял совсем другое — то, что делало меня несчастным? И ответ мог быть и был только один: я не знал истины, она была скрыта от меня.
Люди эти часто вовсе не знают
учения Христа, не
понимают его, часто не принимают, так же как и враги их, главной основы Христовой веры — непротивления злу, часто даже ненавидят Христа; но вся их вера в то, какова должна быть жизнь, почерпнута из
учения Христа. Как бы ни гнали этих людей, как бы ни клеветали на них, но это — единственные люди, не покоряющиеся безропотно всему, что велят, и потому это — единственные люди нашего мира, живущие не животной, а разумной жизнью, — единственные верующие люди.
Закон дан через Моисея, а благо и истина — через Иисуса Христа (Иоан. I, 17).
Учение Христа есть благо и истина. Прежде, не зная истины, я не знал и блага. Принимая зло за благо, я впадал во зло и сомневался в законности моего стремления ко благу. Теперь же я
понял и поверил, что благо, к которому я стремлюсь, есть воля отца, есть самая законная сущность моей жизни.