Неточные совпадения
Справляюсь с учителями церкви первых веков и вижу,
что учители первых веков все всегда определяли свое учение, отличающее их
от всех других, тем,
что они никого
ни к
чему не принуждают, никого не судят (Афинагор, Ориген), не казнят, а только переносят мучения, налагаемые на них судами человеческими.
Но почему слова эти, противно всему учению Христа, понимаются так узко,
что в запрещении судить не входит запрещение судов, почему предполагается,
что Христос, запрещая осуждение ближнего, невольно сорвавшееся с языка, как дурное дело, такое же осуждение, совершаемое сознательно и связанное с причинением насилия над осужденным, не считает дурным делом и не запрещает, — на это нет ответа; и
ни малейшего намека о том, чтобы можно было под осуждением разуметь и то осуждение, которое происходит на судах и
от которого страдают миллионы.
Ни те,
ни другие не хотят отказаться
от права насилием противиться тому,
что они считают злом.
Знать ли,
что спокойствие и безопасность моя и семьи, все мои радости и веселья покупаются нищетой, развратом и страданиями миллионов, — ежегодными виселицами, сотнями тысяч страдающих узников и миллионом оторванных
от семей и одуренных дисциплиной солдат, городовых и урядников, которые оберегают мои потехи заряженными на голодных людей пистолетами; покупать ли каждый сладкий кусок, который я кладу в свой рот или рот моих детей, всем тем страданием человечества, которое неизбежно для приобретения этих кусков; или знать,
что какой
ни есть кусок — мой кусок только тогда, когда он никому не нужен и никто из-за него не страдает.
В послании своем, в конце его, как бы в заключение всего, апостол Иаков говорит (гл. V, ст. 12): прежде же всего, братия мои, не клянитесь
ни небом,
ни землею,
ни другою какою клятвою, но да будет у вас: да, да и нет, нет; дабы вам не подпасть осуждению. Апостол прямо говорит, почему не следует клясться: клятва сама по себе кажется не преступною, но
от нее подпадают осуждению, и потому не клянитесь никак.Как еще яснее сказать то,
что сказано и Христом и апостолом?
Но меня уже не смущала эта смелость. Я ясно видел,
что с ст. 33 по 37 была выражена ясная, определенная, исполнимая третья заповедь: не присягай никогда никому
ни в
чем. Всякая присяга вымогается
от людей для зла.
Они не верят или думают,
что не верят
ни во
что, и потому считают себя свободными
от суеверия грехопадения и искупления.
Но как
ни убегает Иона
от своего назначения, бог приводит его через кита к ниневитянам, и делается то,
чего хочет бог, т. е. ниневитяне принимают через Иону учение бога, — и жизнь их делается лучше.
И вдруг из этого делается тот вывод,
что по учению Христа надо уйти
от всех,
ни с кем не иметь никакого дела и стать на столб.
Пусть всякий искренний человек вспомнит хорошенько всю свою жизнь, и он увидит,
что никогда,
ни одного раза он не пострадал
от исполнения учения Христа; но большинство несчастий его жизни произошли только оттого,
что он в противность своему влечению, следовал связывавшему его учению мира.
Он говорит,
что человек, живущий по его учению, должен быть готов умереть во всякую минуту
от насилия другого,
от холода и голода, и не может рассчитывать
ни на один час своей жизни.
Но когда я кончил свою работу, я увидал,
что, как я
ни старался удержать хоть что-нибудь
от учения церкви,
от него ничего не осталось.
Она даже не заявляла никаких требований воздержания
от чего бы то
ни было.
Только в нашем христианском мире, на место учения о жизни и объяснения, почему жизнь должна быть такая, а не иная, т. е. на место религии подставилось одно объяснение того, почему жизнь должна быть такою, какою она была когда-то прежде, и религией стало называться то,
что никому
ни на
что не нужно: а сама жизнь стала независима
от всякого учения, т. е. осталась без всякого определения.
Теперь я не могу содействовать ничему тому,
что внешне возвышает меня над людьми, отделяет
от них; не могу, как я прежде это делал, признавать
ни за собой,
ни за другими никаких званий, чинов и наименований, кроме звания и имени человека; не могу искать славы и похвалы, не могу искать таких знаний, которые отделяли бы меня
от других, не могу не стараться избавиться
от своего богатства, отделяющего меня
от людей, не могу в жизни своей, в обстановке ее, в пище, в одежде, во внешних приемах не искать всего того,
что не разъединяет меня, а соединяет с большинством людей.
Христианин только для того и знает истину, чтобы показать ее другим и — более всего — близким ему, связанным с ним семейными и дружескими связями людям, а показать истину христианин не может иначе, как не впадая в то заблуждение, в которое впали другие, не становясь на сторону
ни нападающих,
ни защищающих, а отдавая всё другим, жизнью своей показывая,
что ему ничего не нужно, кроме исполнения воли бога, и ничего не страшно, кроме отступления
от нее.
Райский, живо принимая впечатления, меняя одно на другое, бросаясь от искусства к природе, к новым людям, новым встречам, — чувствовал, что три самые глубокие его впечатления, самые дорогие воспоминания, бабушка, Вера, Марфенька — сопутствуют ему всюду, вторгаются во всякое новое ощущение, наполняют собой его досуги, что с ними тремя — он связан и той крепкой связью, от которой только человеку и бывает хорошо — как
ни от чего не бывает, и от нее же бывает иногда больно, как ни от чего, когда судьба неласково дотронется до такой связи.
Неточные совпадения
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, //
Что год, то дети: некогда //
Ни думать,
ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется //
От старших да
от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Стародум (берет у Правдина табак). Как
ни с
чем? Табакерке цена пятьсот рублев. Пришли к купцу двое. Один, заплатя деньги, принес домой табакерку. Другой пришел домой без табакерки. И ты думаешь,
что другой пришел домой
ни с
чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот рублев целы. Я отошел
от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою честь, мои правилы.
Скотинин. Да коль доказывать,
что ученье вздор, так возьмем дядю Вавилу Фалелеича. О грамоте никто
от него и не слыхивал,
ни он
ни от кого слышать не хотел; а какова была голоушка!
Правдин. Итак, вы отошли
от двора
ни с
чем? (Открывает свою табакерку.)
Стародум.
От двора, мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я не стал дожидаться
ни того,
ни другого. Рассудил,
что лучше вести жизнь у себя дома, нежели в чужой передней.