Неточные совпадения
Но что было
не так, я никак
не мог найти;
не мог найти потому, что учение церкви
не только
не отрицало того, что казалось мне главным в учении
Христа, но вполне
признавало это, но
признавало как-то так, что это главное в учении
Христа становилось
не на первое место.
Можно утверждать, что всегдашнее исполнение этого правила очень трудно, можно
не соглашаться с тем, что каждый человек будет блажен, исполняя это правило, можно сказать, что это глупо, как говорят неверующие, что
Христос был мечтатель, идеалист, который высказывал неисполнимые правила, которым и следовали по глупости его ученики, но никак нельзя
не признавать, что
Христос сказал очень ясно и определенно то самое, что хотел сказать: именно, что человек, по его учению, должен
не противиться злу и что потому тот, кто принял его учение,
не может противиться злу.
Теперь, поняв прямой смысл учения, я вижу ясно то странное противоречие с самим собой, в котором я находился.
Признав Христа богом и учение его божественным и вместе с тем устроив свою жизнь противно этому учению, что же оставалось, как
не признавать учение неисполнимым? На словах я
признал учение
Христа священным, на деле я исповедывал совсем
не христианское учение и
признавал и поклонялся учреждениям
не христианским, со всех сторон обнимающим мою жизнь.
Казалось бы, прежде чем судить об учении
Христа, надо понять, в чем оно состоит. И чтобы решать: разумно ли его учение или нет, надо прежде всего
признавать, что он говорил то, что говорил. А этого-то мы и
не делаем: ни церковные, ни вольнодумные толкователи. И очень хорошо знаем, почему мы этого
не делаем.
Теперь же,
признав простой и прямой смысл учения
Христа, я понял, что два закона эти противоположны и что
не может быть и речи о соглашении их или восполнении одного другим, что необходимо принять один из двух и что толкование стихов 17—20 пятой главы Матфея, и прежде поражавших меня своей неясностью, должно быть неверно.
Если
Христос признавал закон Моисея, то где же были те настоящие исполнители этого закона, которых бы одобрял за это
Христос? Неужели ни одного
не было? Фарисеи, нам говорят, была секта. Евреи
не говорят этого. Они говорят: фарисеи — истинные исполнители закона. Но, положим, это секта. Саддукеи тоже секта. Где же были
не секты, а настоящие?
Бог сказал: исторгать зубы, а сын сказал:
не исторгать, — надо
признать одно из двух, и Иоанн Златоуст и за ним вся церковь
признает повеление отца, т. е. Моисея, и отрицает повеление сына, т. е.
Христа, которого учение будто бы исповедует.
Стало быть, нет возможности объяснить иначе, и надо
признать, что
Христос сказал:
не гневайтесь напрасно.
А должен сознаться, что для меня
признать, что
Христос мог в этом месте сказать такие неясные слова, давая возможность понимать их так, что от них ничего
не оставалось, для меня
признать это было бы то же, что отречься от всего Евангелия.
Христос не велит гневаться ни на кого и
не оправдывать свой гнев тем, чтобы
признавать другого пропащим или безумным.
Справляюсь с толкователями, — и все (Иоанн Златоуст, стр. 365) и другие, даже ученые-богословы-критики, как Reuss,
признают, что слова эти означают то, что
Христос разрешает развод в случаях прелюбодеяния жены и что в XIX главе, в речи
Христа, запрещающей развод, слова: если
не за прелюбодеяние, означают то же.
И как ни странно и ни страшно это думать, я
не мог
не признать этого, потому что это одно объясняло мне то удивительное, противоречивое, бессмысленное возражение, которое я слышу со всех сторон против исполнимости учения
Христа: оно хорошо и дает счастье людям, но люди
не могут исполнить его.
Они могут молиться
Христу богу, причащаться, делать дела человеколюбия, строить церкви, обращать других; они всё это и делают, но
не могут делать дел
Христа, потому что дела эти вытекают из веры, основанной на совсем другом учении (δόξα), чем то, которое они
признают.
Есть только два пути, говорят нам наши учителя: верить и повиноваться нам и властям и участвовать в том зле, которое мы учредили, или уйти из мира и идти в монастырь,
не спать и
не есть или на столбе гноить свою плоть, сгибаться и разгибаться и ничего
не делать для людей; или
признать учение
Христа неисполнимым и потому
признать освященную религией беззаконность жизни; или отречься от жизни, что равносильно медленному самоубийству.
Эти самые люди, те, которые
не признают приложимости учения
Христа, — исполняют его.
Разрыв между учением о жизни и объяснением жизни начался с проповеди Павла,
не знавшего этического учения, выраженного в Евангелии Матфея, и проповедовавшего чуждую
Христу метафизическо-каббалистическую теорию, и совершился этот разрыв окончательно во время Константина, когда найдено было возможным весь языческий строй жизни,
не изменяя его, облечь в христианские одежды и потому
признать христианским.
Христово учение
не спорит с вами и
признает вполне открытый вами закон.
Неточные совпадения
— Мы — бога во
Христе отрицаемся, человека же —
признаем! И был он,
Христос, духовен человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном бога и царем правды. А для нас — несть бога, кроме духа! Мы —
не мудрые, мы — простые. Мы так думаем, что истинно мудр тот, кого люди безумным
признают, кто отметает все веры, кроме веры в духа. Только дух — сам от себя, а все иные боги — от разума, от ухищрений его, и под именем
Христа разум же скрыт, — разум церкви и власти.
Большой вопрос, можно ли было
признать Синод органом церкви
Христовой и
не был ли он скорее органом царства кесаря.
«Христианство есть
не иное что, как свобода во
Христе»… «Я
признаю церковь более свободною, чем протестанты…
Что
Христос перевернул всю историю мира, это факт, который вынужден
признать весь мир, мир
не только христианский по своему сознанию, но и чуждый
Христу, и враждебный Ему.
Еретический рационализм
признает Христа или только Богом, или только человеком, но
не постигает тайны Богочеловека, тайны совершенного соединения природы божеской с природой человеческой; он
признает в
Христе одну лишь волю и
не постигает совершенного соединения в
Христе двух воль, претворения воли человеческой в волю Бога; он готов
признать Троичность Божества, но так, чтобы
не нарушить закона тождества и противоречия, так, что «один» и «три» в разное время о разном говорят.