И, поняв это, я спросил себя: отчего же я до сих пор не исполнял этого учения, дающего мне благо, спасение и радость, а исполнял совсем другое — то, что делало меня несчастным? И ответ мог быть и был только один: я
не знал истины, она была скрыта от меня.
Закон дан через Моисея, а благо и истина — через Иисуса Христа (Иоан. I, 17). Учение Христа есть благо и истина. Прежде,
не зная истины, я не знал и блага. Принимая зло за благо, я впадал во зло и сомневался в законности моего стремления ко благу. Теперь же я понял и поверил, что благо, к которому я стремлюсь, есть воля отца, есть самая законная сущность моей жизни.
Неточные совпадения
«Отец, — говорит он ученикам в той же главе (16), — даст вам другого утешителя, и тот будет с вами вовек. Утешитель этот — дух
истины, которого мир
не видит и
не знает, а вы
знаете, потому что он при вас и в вас будет».
А кто
знает истину, нужную для его блага, тот
не может
не верить в нее, и потому человек, понявший, что он истинно тонет,
не может
не взяться за веревку спасения.
Все в нашем мире живут
не только без
истины,
не только без желания
узнать ее, но с твердой уверенностью, что из всех праздных занятий самое праздное есть искание
истины, определяющей жизнь человеческую.
Христос
знал эту повесть и часто приводил ее, но, кроме того, в Евангелиях рассказано, как сам Христос после посещения удалившегося в пустыню Иоанна Крестителя, перед началом своей проповеди, подпал тому же искушению и как он был отведен диаволом (обманом) в пустыню для искушения, и как он победил этот обман и, в силе духа, вернулся в Галилею, и как с тех пор, уже
не гнушаясь никакими развратными людьми, провел жизнь среди мытарей, фарисеев и грешников, научая их
истине.
Если же
истина неизвестна им и они делают зло, считая его благом, то я
знаю истину только для того, чтобы показать ее тем, которые
не знают ее.
Христианин для того только и
знает истину, чтобы свидетельствовать о ней перед теми, которые
не знают ее.
Христианин только для того и
знает истину, чтобы показать ее другим и — более всего — близким ему, связанным с ним семейными и дружескими связями людям, а показать
истину христианин
не может иначе, как
не впадая в то заблуждение, в которое впали другие,
не становясь на сторону ни нападающих, ни защищающих, а отдавая всё другим, жизнью своей показывая, что ему ничего
не нужно, кроме исполнения воли бога, и ничего
не страшно, кроме отступления от нее.
Но ложь пантеистического сознания в том, что оно смешивает все со всем, не отличает Творца от творения,
не знает истины о Троичности, не чувствует мистической диалектики бытия и совершающейся в ней драмы с Лицами.
Неточные совпадения
Хотите ли
знать истины два слова? // Малейшая в ком странность чуть видна, // Веселость ваша
не скромна, // У вас тотчас уж острота́ готова, // А сами вы…
— Написал он сочинение «О третьем инстинкте»;
не знаю, в чем дело, но эпиграф подсмотрел: «
Не ищу утешений, а только
истину». Послал рукопись какому-то профессору в Москву; тот ему ответил зелеными чернилами на первом листе рукописи: «Ересь и нецензурно».
«Эй, вы! Я ничего
не знаю,
не понимаю, ни во что
не верю и вот — говорю вам это честно! А все вы — притворяетесь верующими, вы — лжецы, лакеи простейших
истин, которые вовсе и
не истины, а — хлам, мусор, изломанная мебель, просиженные стулья».
Вам нельзя, а мне можно и должно
знать, где
истина, где заблуждение, и на мне лежит обязанность предостеречь того, кто еще
не успел
узнать этого.
Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах
истины, с которыми
не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту, глядя на дружбу, поддерживаемую сходками без цели, без симпатии; гаснул и губил силы с Миной: платил ей больше половины своего дохода и воображал, что люблю ее; гаснул в унылом и ленивом хождении по Невскому проспекту, среди енотовых шуб и бобровых воротников, — на вечерах, в приемные дни, где оказывали мне радушие как сносному жениху; гаснул и тратил по мелочи жизнь и ум, переезжая из города на дачу, с дачи в Гороховую, определяя весну привозом устриц и омаров, осень и зиму — положенными днями, лето — гуляньями и всю жизнь — ленивой и покойной дремотой, как другие…