Неточные совпадения
— Не понимаю,
что вы делаете, — сказал Левин, пожимая плечами. — Как
ты можешь это серьезно делать?
— А! — начал он радостно. — Давно ли? Я и не знал,
что ты тут. Очень рад
вас видеть.
— Я писал и
вам и Сергею Иванычу,
что я
вас не знаю и не хочу знать.
Что тебе,
что вам нужно?
— Я нездоров, я раздражителен стал, — проговорил, успокоиваясь и тяжело дыша, Николай Левин, — и потом
ты мне говоришь о Сергей Иваныче и его статье. Это такой вздор, такое вранье, такое самообманыванье.
Что может писать о справедливости человек, который ее не знает?
Вы читали его статью? — обратился он к Крицкому, опять садясь к столу и сдвигая с него до половины насыпанные папиросы, чтоб опростать место.
— Если хочешь знать всю мою исповедь в этом отношении, я скажу
тебе,
что в вашей ссоре с Сергеем Иванычем я не беру ни той, ни другой стороны.
Вы оба неправы.
Ты неправ более внешним образом, а он более внутренно.
— Простите меня,
что я приехал, но я не мог провести дня, не видав
вас, — продолжал он по-французски, как он всегда говорил, избегая невозможно-холодного между ними
вы и опасного
ты по-русски.
— Представь, представь меня своим новым друзьям, — говорил он дочери, пожимая локтем ее руку. — Я и этот твой гадкий Соден полюбил за то,
что он
тебя так справил. Только грустно, грустно у
вас. Это кто?
— А знаешь, я о
тебе думал, — сказал Сергей Иванович. — Это ни на
что не похоже,
что у
вас делается в уезде, как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я
тебе говорил и говорю: нехорошо,
что ты не ездишь на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди будут удаляться, разумеется, всё пойдет Бог знает как. Деньги мы платим, они идут на жалованье, а нет ни школ, ни фельдшеров, ни повивальных бабок, ни аптек, ничего нет.
― Как
вы гадки, мужчины! Как
вы не можете себе представить,
что женщина этого не может забыть, ― говорила она, горячась всё более и более и этим открывая ему причину своего раздражения. ― Особенно женщина, которая не может знать твоей жизни.
Что я знаю?
что я знала? ― говорила она, ― то,
что ты скажешь мне. А почем я знаю, правду ли
ты говорил мне…
―
Ты спрашивал, когда? Скоро. И я не переживу этого. Не перебивай! ― И она заторопилась говорить. ― Я знаю это, и знаю верно. Я умру, и очень рада,
что умру и избавлю себя и
вас.
— Во всяком положении есть выход, — сказал, вставая и оживляясь, Степан Аркадьич. — Было время, когда
ты хотел разорвать… Если
ты убедишься теперь,
что вы не можете сделать взаимного счастия…
— Да я не хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я в том,
что сделала? Нет, нет и нет. И если б опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для
вас, важно только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для
чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать? Я
тебя люблю, и мне всё равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему блеском глаз взглянув на него, — если
ты не изменился. Отчего
ты не смотришь на меня?
—
Ты думаешь, верно,
что вы что-нибудь новое выдумали? Всё одно и то же: решилось глазами, улыбками…
— Теперь
вас не удержишь…. Отношения твои и не могли зайти дальше,
чем должно; я бы сама вызвала его. Впрочем,
тебе, моя душа, не годится волноваться. Пожалуйста, помни это и успокойся.
— Должно дома, — сказал мужик, переступая босыми ногами и оставляя по пыли ясный след ступни с пятью пальцами. — Должно дома, — повторил он, видимо желая разговориться. — Вчера гости еще приехали. Гостей — страсть….
Чего ты? — Он обернулся к кричавшему ему что-то от телеги парню. — И то! Даве тут проехали все верхами жнею смотреть. Теперь должно дома. А
вы чьи будете?..
— Вот если б я знала, — сказала Анна, —
что ты меня не презираешь…
Вы бы все приехали к нам. Ведь Стива старый и большой друг Алексея, — прибавила она и вдруг покраснела.
— С Алексеем, — сказала Анна, — я знаю,
что вы говорили. Но я хотела спросить
тебя прямо,
что ты думаешь обо мне, о моей жизни?
― А я не знала,
что вы здесь, ― сказала она, очевидно не только не сожалея, но даже радуясь,
что перебила этот давно известный ей и наскучивший разговор. ― Ну,
что Кити? Я обедаю у
вас нынче. Вот
что, Арсений, ― обратилась она к мужу, ―
ты возьмешь карету…
― Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз, а швейцар наш…
ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот и спрашивает князь Чеченский у него: «ну
что, Василий, кто да кто приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «
вы третий». Да, брат, так-то!
― Это мой искренний, едва ли не лучший друг, ― сказал он Вронскому. ―
Ты для меня тоже еще более близок и дорог. И я хочу и знаю,
что вы должны быть дружны и близки, потому
что вы оба хорошие люди.
Неточные совпадения
Городничий (жене и дочери).Полно, полно
вам! (Осипу.)Ну
что, друг,
тебя накормили хорошо?
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому
вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь я
вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай
тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы
тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах
ты, рожа!
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я
вам хоть это: «О
ты,
что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я
вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
Хлестаков. Да
что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем
вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня
вы не смеете высечь, до этого
вам далеко… Вот еще! смотри
ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь,
что у меня нет ни копейки.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший,
ты перенеси все ко мне, к городничему, —
тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и
вы! не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт знает
что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)