Неточные совпадения
— Стало
быть, если чувства мои уничтожены, если тело мое
умрет, существования никакого уж не может
быть? — спросил он.
Дом
был большой, старинный, и Левин, хотя жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это
было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот
был целый мир для Левина. Это
был мир, в котором жили и
умерли его отец и мать. Они жили тою жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей.
— Что, что ты хочешь мне дать почувствовать, что? — говорила Кити быстро. — То, что я
была влюблена в человека, который меня знать не хотел, и что я
умираю от любви к нему? И это мне говорит сестра, которая думает, что… что… что она соболезнует!.. Не хочу я этих сожалений и притворств!
Сзади Левина шел молодой Мишка. Миловидное, молодое лицо его, обвязанное по волосам жгутом свежей травы, всё работало от усилий; но как только взглядывали на него, он улыбался. Он, видимо, готов
был умереть скорее, чем признаться, что ему трудно.
— Я не знаю! — вскакивая сказал Левин. — Если бы вы знали, как вы больно мне делаете! Всё равно, как у вас бы
умер ребенок, а вам бы говорили: а вот он
был бы такой, такой, и мог бы жить, и вы бы на него радовались. А он
умер,
умер,
умер…
«Ну, он
умирает, ну, он
умрет к весне, ну, как помочь ему? Что я могу сказать ему? Что я знаю про это? Я и забыл, что это
есть».
— Да что же, я не перестаю думать о смерти, — сказал Левин. Правда, что
умирать пора. И что всё это вздор. Я по правде тебе скажу: я мыслью своею и работой ужасно дорожу, но в сущности — ты подумай об этом: ведь весь этот мир наш — это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы думаем, что у нас может
быть что-нибудь великое, — мысли, дела! Всё это песчинки.
«Что-нибудь еще в этом роде», сказал он себе желчно, открывая вторую депешу. Телеграмма
была от жены. Подпись ее синим карандашом, «Анна», первая бросилась ему в глаза. «
Умираю, прошу, умоляю приехать.
Умру с прощением спокойнее», прочел он. Он презрительно улыбнулся и бросил телеграмму. Что это
был обман и хитрость, в этом, как ему казалось в первую минуту, не могло
быть никакого сомнения.
— Она
умирает. Доктора сказали, что нет надежды. Я весь в вашей власти, но позвольте мне
быть тут… впрочем, я в вашей воле, я…
Ошибка, сделанная Алексеем Александровичем в том, что он, готовясь на свидание с женой, не обдумал той случайности, что раскаяние ее
будет искренно и он простит, а она не
умрет, — эта ошибка через два месяца после его возвращения из Москвы представилась ему во всей своей силе.
Сначала он из одного чувства сострадания занялся тою новорожденною слабенькою девочкой, которая не
была его дочь и которая
была заброшена во время болезни матери и, наверно,
умерла бы, если б он о ней не позаботился, — и сам не заметил, как он полюбил ее.
— Ах, зачем я не
умерла, лучше бы
было! — сказала она, и без рыданий слезы потекли по обеим щекам; но она старалась улыбаться, чтобы не огорчить его.
Княгиня Щербацкая находила, что сделать свадьбу до поста, до которого оставалось пять недель,
было невозможно, так как половина приданого не могла
поспеть к этому времени; но она не могла не согласиться с Левиным, что после поста
было бы уже и слишком поздно, так как старая родная тетка князя Щербацкого
была очень больна и могла скоро
умереть, и тогда траур задержал бы еще свадьбу.
Алексей Александрович рос сиротой. Их
было два брата. Отца они не помнили, мать
умерла, когда Алексею Александровичу
было десять лет. Состояние
было маленькое. Дядя Каренин, важный чиновник и когда-то любимец покойного императора, воспитал их.
Окончив курсы в гимназии и университете с медалями, Алексей Александрович с помощью дяди тотчас стал на видную служебную дорогу и с той поры исключительно отдался служебному честолюбию. Ни в гимназии, ни в университете, ни после на службе Алексей Александрович не завязал ни с кем дружеских отношений. Брат
был самый близкий ему по душе человек, но он служил по министерству иностранных дел, жил всегда за границей, где он и
умер скоро после женитьбы Алексея Александровича.
Но Енох не
умер, стало
быть, не все
умирают.
Дурные, то
есть те, которых Сережа не любил, те могли
умереть, но хорошие все могут
быть как Енох.
— Да, что он
был влюблен в эту девушку, которая
умерла…
— Приобретение нечестным путем, хитростью, — сказал Левин, чувствуя, что он не умеет ясно определить черту между честным и бесчестным, — так, как приобретение банкирских контор, — продолжал он. — Это зло, приобретение громадных состояний без труда, как это
было при откупах, только переменило форму. Le roi est mort, vive le roi! [Король
умер, да здравствует король!] Только что успели уничтожить откупа, как явились желевные дороги, банки: тоже нажива без труда.
Ну, да если предположим самое счастливое: дети не
будут больше
умирать, и я кое-как воспитаю их.
— Итак, я продолжаю, — сказал он, очнувшись. — Главное же то, что работая, необходимо иметь убеждение, что делаемое не
умрет со мною, что у меня
будут наследники, — а этого у меня нет. Представьте себе положение человека, который знает вперед, что дети его и любимой им женщины не
будут его, а чьи-то, кого-то того, кто их ненавидит и знать не хочет. Ведь это ужасно!
— Кончается, — сказал доктор. И лицо доктора
было так серьезно, когда он говорил это, что Левин понял кончается в смысле —
умирает.
Прежде, если бы Левину сказали, что Кити
умерла, и что он
умер с нею вместе, и что у них дети ангелы, и что Бог тут пред ними, — он ничему бы не удивился; но теперь, вернувшись в мир действительности, он делал большие усилия мысли, чтобы понять, что она жива, здорова и что так отчаянно визжавшее существо
есть сын его.
«И стыд и позор Алексея Александровича, и Сережи, и мой ужасный стыд — всё спасается смертью.
Умереть — и он
будет раскаиваться,
будет жалеть,
будет любить,
будет страдать за меня». С остановившеюся улыбкой сострадания к себе она сидела на кресле, снимая и надевая кольца с левой руки, живо с разных сторон представляя себе его чувства после ее смерти.
Когда она налила себе обычный прием опиума и подумала о том, что стоило только
выпить всю стклянку, чтобы
умереть, ей показалось это так легко и просто, что она опять с наслаждением стала думать о том, как он
будет мучаться, раскаиваться и любить ее память, когда уже
будет поздно.
Нельзя
было простить работнику, ушедшему в рабочую пору домой потому, что у него отец
умер, как ни жалко
было его, и надо
было расчесть его дешевле за прогульные дорогие месяцы; но нельзя
было и не выдавать месячины старым, ни на что не нужным дворовым.
И Левину вспомнилась недавняя сцена с Долли и ее детьми. Дети, оставшись одни, стали жарить малину на свечах и лить молоко фонтаном в рот. Мать, застав их на деле, при Левине стала внушать им, какого труда стоит большим то, что они разрушают, и то, что труд этот делается для них, что если они
будут бить чашки, то им не из чего
будет пить чай, а если
будут разливать молоко, то им нечего
будет есть, и они
умрут с голоду.