Неточные совпадения
— Но я только
того и хотел, чтобы застать вас одну, — начал он, не садясь и не
глядя на нее, чтобы не потерять смелости.
Она, как часто бывает,
глядя на часы, ждала ее каждую минуту и пропустила именно
ту, когда гостья приехала, так что не слыхала звонка.
— Зачем я еду? — повторил он,
глядя ей прямо в глаза. — Вы знаете, я еду для
того, чтобы быть там, где вы, — сказал он, — я не могу иначе.
Он стоял, слушал и
глядел вниз,
то на мокрую мшистую землю,
то на прислушивающуюся Ласку,
то на расстилавшееся пред ним под горою море оголенных макуш леса,
то на подернутое белыми полосками туч тускневшее небо.
Кости ее ног ниже колен казались не толще пальца,
глядя спереди, но зa
то были необыкновенно широки,
глядя с боку.
Сколько раз во время своей восьмилетней счастливой жизни с женой,
глядя на чужих неверных жен и обманутых мужей, говорил себе Алексей Александрович: «как допустить до этого? как не развязать этого безобразного положения?» Но теперь, когда беда пала на его голову, он не только не думал о
том, как развязать это положение, но вовсе не хотел знать его, не хотел знать именно потому, что оно было слишком ужасно, слишком неестественно.
— Чудо какая милая! — сказала она,
глядя на Вареньку, в
то время как
та подавала стакан Француженке. — Посмотрите, как всё просто, мило.
Левин Взял косу и стал примериваться. Кончившие свои ряды, потные и веселые косцы выходили один зa другим на дорогу и, посмеиваясь, здоровались с барином. Они все
глядели на него, но никто ничего не говорил до
тех пор, пока вышедший на дорогу высокий старик со сморщенным и безбородым лицом, в овчинной куртке, не обратился к нему.
Через пять минут братья сошлись в столовой. Хотя Левину и казалось, что не хочется есть, и он сел за обед, только чтобы не обидеть Кузьму, но когда начал есть,
то обед показался ему чрезвычайно вкусен. Сергей Иванович улыбаясь
глядел на него.
Пожимаясь от холода, Левин быстро шел,
глядя на землю. «Это что? кто-то едет», подумал он, услыхав бубенцы, и поднял голову. В сорока шагах от него, ему навстречу, по
той большой дороге-муравке, по которой он шел, ехала четверней карета с важами. Дышловые лошади жались от колей на дышло, но ловкий ямщик, боком сидевший на козлах, держал дышлом по колее, так что колеса бежали по гладкому.
— Я полагаю, что муж передал вам
те причины, почему я считаю нужным изменить прежние свои отношения к Анне Аркадьевне, — сказал он, не
глядя ей в глаза, а недовольно оглядывая проходившего через гостиную Щербацкого.
Когда встали из-за стола, Левину хотелось итти за Кити в гостиную; но он боялся, не будет ли ей это неприятно по слишком большой очевидности его ухаживанья за ней. Он остался в кружке мужчин, принимая участие в общем разговоре, и, не
глядя на Кити, чувствовал ее движения, ее взгляды и
то место, на котором она была в гостиной.
— Нет, — сказала Кити, покраснев, но
тем смелее
глядя на него своими правдивыми глазами, — девушка может быть так поставлена, что не может без унижения войти в семью, а сама…
С чувством усталости и нечистоты, производимым ночью в вагоне, в раннем тумане Петербурга Алексей Александрович ехал по пустынному Невскому и
глядел пред собою, не думая о
том, что ожидало его.
— Я очень благодарю вас за ваше доверие, но… — сказал он, с смущением и досадой чувствуя, что
то, что он легко и ясно мог решить сам с собою, он не может обсуждать при княгине Тверской, представлявшейся ему олицетворением
той грубой силы, которая должна была руководить его жизнью в глазах света и мешала ему отдаваться своему чувству любви и прощения. Он остановился,
глядя на княгиню Тверскую.
— Варя! — сказал он, строго
глядя на нее, — я выстрелил в себя нечаянно. И, пожалуйста, никогда не говори про это и так скажи всем. А
то это слишком глупо!
— Кити! я мучаюсь. Я не могу один мучаться, — сказал он с отчаянием в голосе, останавливаясь пред ней и умоляюще
глядя ей в глаза. Он уже видел по ее любящему правдивому лицу, что ничего не может выйти из
того, что он намерен был сказать, но ему всё-таки нужно было, чтоб она сама разуверила его. — Я приехал сказать, что еще время не ушло. Это всё можно уничтожить и поправить.
—
То, что я тысячу раз говорил и не могу не думать…
то, что я не стою тебя. Ты не могла согласиться выйти за меня замуж. Ты подумай. Ты ошиблась. Ты подумай хорошенько. Ты не можешь любить меня… Если… лучше скажи, — говорил он, не
глядя на нее. — Я буду несчастлив. Пускай все говорят, что̀ хотят; всё лучше, чем несчастье… Всё лучше теперь, пока есть время…
— А вот вы спорили, Марья Власьевна, что карналины в отлет носят. Глянь-ка у
той в пюсовом, посланница, говорят, с каким подбором… Так, и опять этак.
Где он?» Он пошел к жене и, насупившись, не
глядя на нее, спросил у старшей девочки, где
та бумага, которую он дал им.
— Ничего, я хотела, чтобы ты оглянулся, — сказала она,
глядя на него и желая догадаться, досадно ли ему или нет
то, что она оторвала его.
Левин положил брата на спину, сел подле него и не дыша
глядел на его лицо. Умирающий лежал, закрыв глаза, но на лбу его изредка шевелились мускулы, как у человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе с ним о
том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря на все усилия мысли, чтоб итти с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого лица и игре мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется
то, что всё так же темно остается для Левина.
— Я разбит, я убит, я не человек более! — сказал Алексей Александрович, выпуская ее руку, но продолжая
глядеть в ее наполненные слезами глаза. — Положение мое
тем ужасно, что я не нахожу нигде, в самом себе не нахожу точки опоры.
— Ну, что? — спросил он ее, с
тем самым выражением
глядя на нее, с которым теперь все обращались к ней.
Глядя на нее, он вспоминал все
те милые речи, которые он слышал от нее, всё, что знал про нее хорошего, и всё более и более сознавал, что чувство, которое он испытывает к ней, есть что-то особенное, испытанное им давно-давно и один только раз, в первой молодости.
— Ты смотришь на меня, — сказала она, — и думаешь, могу ли я быть счастлива в моем положении? Ну, и что ж! Стыдно признаться; но я… я непростительно счастлива. Со мной случилось что-то волшебное, как сон, когда сделается страшно, жутко, и вдруг проснешься и чувствуешь, что всех этих страхов нет. Я проснулась. Я пережила мучительное, страшное и теперь уже давно, особенно с
тех пор, как мы здесь, так счастлива!.. — сказала она, с робкою улыбкой вопроса
глядя на Долли.
Теперь они были наедине, и Анна не знала, о чем говорить. Она сидела у окна,
глядя на Долли и перебирая в памяти все
те, казавшиеся неистощимыми, запасы задушевных разговоров, и не находила ничего. Ей казалось в эту минуту, что всё уже было сказано.
― Напротив, вы не можете себе представить, как,
глядя на вас, я всегда учусь
тому, что мне предстоит, именно воспитанию детей.
— Ну, а ты что делал? — спросила она,
глядя ему в глаза, что-то особенно подозрительно блестевшие. Но, чтобы не помешать ему всё рассказать, она скрыла свое внимание и с одобрительной улыбкой слушала его рассказ о
том, как он провел вечер.
— Экой молодец стал! И
то не Сережа, а целый Сергей Алексеич! — улыбаясь сказал Степан Аркадьич,
глядя на бойко и развязно вошедшего красивого, широкого мальчика в синей курточке и длинных панталонах. Мальчик имел вид здоровый и веселый. Он поклонился дяде, как чужому, но, узнав его, покраснел и, точно обиженный и рассерженный чем-то, поспешно отвернулся от него. Мальчик подошел к отцу и подал ему записку о баллах, полученных в школе.
—
То есть вы хотите сказать, что грех мешает ему? — сказала Лидия Ивановна. — Но это ложное мнение. Греха нет для верующих, грех уже искуплен. Pardon, — прибавила она,
глядя на опять вошедшего с другой запиской лакея. Она прочла и на словах ответила: «завтра у Великой Княгини, скажите». — Для верующего нет греха, — продолжала она разговор.
— Трудиться для Бога, трудами, постом спасать душу, — с гадливым презрением сказала графиня Лидия Ивановна, — это дикие понятия наших монахов… Тогда как это нигде не сказано. Это гораздо проще и легче, — прибавила она,
глядя на Облонского с
тою самою ободряющею улыбкой, с которою она при Дворе ободряла молодых, смущенных новою обстановкой фрейлин.
Сидя на звездообразном диване в ожидании поезда, она, с отвращением
глядя на входивших и выходивших (все они были противны ей), думала
то о
том, как она приедет на станцию, напишет ему записку и что̀ она напишет ему,
то о
том, как он теперь жалуется матери (не понимая ее страданий) на свое положение, и как она войдет в комнату, и что она скажет ему.
Стоя в холодке вновь покрытой риги с необсыпавшимся еще пахучим листом лещинового решетника, прижатого к облупленным свежим осиновым слегам соломенной крыши, Левин
глядел то сквозь открытые ворота, в которых толклась и играла сухая и горькая пыль молотьбы, на освещенную горячим солнцем траву гумна и свежую солому, только что вынесенную из сарая,
то на пестроголовых белогрудых ласточек, с присвистом влетавших под крышу и, трепля крыльями, останавливавшихся в просветах ворот,
то на народ, копошившийся в темной и пыльной риге, и думал странные мысли...
«Церковь? Церковь!» повторил Левин, перелег на другую сторону и, облокотившись на руку, стал
глядеть вдаль, на сходившее с
той стороны к реке стадо.
Он шел через террасу и смотрел на выступавшие две звезды на потемневшем уже небе и вдруг вспомнил: «Да,
глядя на небо, я думал о
том, что свод, который я вижу, не есть неправда, и при этом что-то я не додумал, что-то я скрыл от себя, — подумал он. — Но что бы там ни было, возражения не может быть. Стоит подумать, — и всё разъяснится!»