Неточные совпадения
Одевшись, Степан Аркадьич прыснул на себя духами, выправил рукава рубашки, привычным движением рассовал по карманам папиросы, бумажник, спички, часы
с двойной цепочкой и брелоками и, встряхнув платок, чувствуя себя чистым, душистым, здоровым и физически веселым, несмотря на свое несчастье, вышел, слегка подрагивая на
каждой ноге, в столовую, где уже ждал его кофе и, рядом
с кофеем, письма и бумаги из присутствия.
Пробыв в Москве, как в чаду, два месяца, почти
каждый день видаясь
с Кити в свете, куда он стал ездить, чтобы встречаться
с нею, Левин внезапно решил, что этого не может быть, и уехал в деревню.
Слушая разговор брата
с профессором, он замечал, что они связывали научные вопросы
с задушевными, несколько раз почти подходили к этим вопросам, но
каждый раз, как только они подходили близко к самому главному, как ему казалось, они тотчас же поспешно отдалялись и опять углублялись в область тонких подразделений, оговорок, цитат, намеков, ссылок на авторитеты, и он
с трудом понимал, о чем речь.
— Долли, постой, душенька. Я видела Стиву, когда он был влюблен в тебя. Я помню это время, когда он приезжал ко мне и плакал, говоря о тебе, и какая поэзия и высота была ты для него, и я знаю, что чем больше он
с тобой жил, тем выше ты для него становилась. Ведь мы смеялись бывало над ним, что он к
каждому слову прибавлял: «Долли удивительная женщина». Ты для него божество всегда была и осталась, а это увлечение не души его…
И этот один? неужели это он?»
Каждый раз, как он говорил
с Анной, в глазах ее вспыхивал радостный блеск, и улыбка счастья изгибала ее румяные губы.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно сказал Алексей Александрович, подавая руку. — Туда ехала
с матерью, а назад
с сыном, — сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря
каждым словом. — Вы, верно, из отпуска? — сказал он и, не дожидаясь ответа, обратился к жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез было пролито в Москве при разлуке?
Она ему не подавала никакого повода, но
каждый раз, когда она встречалась
с ним, в душе ее загоралось то самое чувство оживления, которое нашло на нее в тот день в вагоне, когда она в первый раз увидела его.
— Скверная история, но уморительная. Не может же Кедров драться
с этим господином! Так ужасно горячился? — смеясь переспросил он. — А какова нынче Клер? Чудо! — сказал он про новую французскую актрису. — Сколько ни смотри,
каждый день новая. Только одни французы могут это.
Вронский был не только знаком со всеми, но видал
каждый день всех, кого он тут встретил, и потому он вошел
с теми спокойными приемами,
с какими входят в комнату к людям, от которых только что вышли.
И
каждый раз, когда он сталкивался
с самою жизнью, он отстранялся от нее.
Анна легла на свою постель и ждала
каждую минуту, что он еще раз заговорит
с нею.
Каждый раз, как он начинал думать об этом, он чувствовал, что нужно попытаться еще раз, что добротою, нежностью, убеждением еще есть надежда спасти ее, заставить опомниться, и он
каждый день сбирался говорить
с ней.
Но
каждый раз, как он начинал говорить
с ней, он чувствовал, что тот дух зла и обмана, который владел ею, овладевал и им, и он говорил
с ней совсем не то и не тем тоном, каким хотел говорить.
Она говорила себе: «Нет, теперь я не могу об этом думать; после, когда я буду спокойнее». Но это спокойствие для мыслей никогда не наступало;
каждый paз, как являлась ей мысль о том, что она сделала, и что
с ней будет, и что она должна сделать, на нее находил ужас, и она отгоняла от себя эти мысли.
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин
каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда получил единицу за физику и остался на втором курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело сестры. И что ж? — теперь, когда прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и
с этим горем. Пройдет время, и я буду к этому равнодушен».
Мерно покачиваясь на иноходи доброго конька, впивая теплый со свежестью запах снега и воздуха при проезде через лес по оставшемуся кое-где праховому, осовывавшемуся снегу
с расплывшими следами, он радовался на
каждое свое дерево
с оживавшим на коре его мохом и
с напухшими почками.
Уж не раз испытав
с пользою известное ему средство заглушать свою досаду и всё, кажущееся дурным, сделать опять хорошим, Левин и теперь употребил это средство. Он посмотрел, как шагал Мишка, ворочая огромные комья земли, налипавшей на
каждой ноге, слез
с лошади, взял у Василья севалку и пошел рассевать.
Присутствие этого ребенка вызывало во Вронском и в Анне чувство, подобное чувству мореплавателя, видящего по компасу, что направление, по которому он быстро движется, далеко расходится
с надлежащим, но что остановить движение не в его силах, что
каждая минута удаляет его больше и больше от должного направления и что признаться себе в отступлении — всё равно, что признаться в погибели.
Вронский уже несколько раз пытался, хотя и не так решительно, как теперь, наводить ее на обсуждение своего положения и
каждый раз сталкивался
с тою поверхностностию и легкостью суждений,
с которою она теперь отвечала на его вызов.
Они знали, что он боялся всего, боялся ездить на фронтовой лошади; но теперь, именно потому, что это было страшно, потому что люди ломали себе шеи и что у
каждого препятствия стояли доктор, лазаретная фура
с нашитым крестом и сестрою милосердия, он решился скакать.
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, — сказал он и пошел в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену,
с которою он только что виделся, и поздоровался
с княгиней и другими знакомыми, воздав
каждому должное, то есть пошутив
с дамами и перекинувшись приветствиями
с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зaговорил
с ним.
Кити ходила
с матерью и
с московским полковником, весело щеголявшим в своём европейском, купленном готовым во Франкфурте сюртучке. Они ходили по одной стороне галлереи, стараясь избегать Левина, ходившего по другой стороне. Варенька в своем темном платье, в черной,
с отогнутыми вниз полями шляпе ходила со слепою Француженкой во всю длину галлереи, и
каждый раз, как она встречалась
с Кити, они перекидывались дружелюбным взглядом.
Сергей Иванович говорил, что он любит и знает народ и часто беседовал
с мужиками, что̀ он умел делать хорошо, не притворяясь и не ломаясь, и из
каждой такой беседы выводил общие данные в пользу народа и в доказательство, что знал этот народ.
Они медленно двигались по неровному низу луга, где была старая запруда. Некоторых своих Левин узнал. Тут был старик Ермил в очень длинной белой рубахе, согнувшись, махавший косой; тут был молодой малый Васька, бывший у Левина в кучерах,
с размаха бравший
каждый ряд. Тут был и Тит, по косьбе дядька Левина, маленький, худенький мужичок. Он, не сгибаясь, шел передом, как бы играя косой, срезывая свой широкий ряд.
Первое время, вместо спокойствия и отдыха, попав на эти страшные,
с ее точки зрения, бедствия, Дарья Александровна была в отчаянии: хлопотала изо всех сил, чувствовала безвыходность положения и
каждую минуту удерживала слезы, навертывавшиеся ей на глаза.
Особенность Алексея Александровича как государственного человека, та, ему одному свойственная характерная черта, которую имеет
каждый выдвигающийся чиновник, та, которая вместе
с его упорным честолюбием, сдержанностью, честностью и самоуверенностью сделала его карьеру, состояла в пренебрежении к бумажной официальности, в сокращении переписки, в прямом, насколько возможно, отношении к живому делу и в экономности.
Он стоял за
каждый свой грош (и не мог не стоять, потому что стоило ему ослабить энергию, и ему бы не достало денег расплачиваться
с рабочими), а они только стояли зa то, чтобы работать спокойно и приятно, то есть так, как они привыкли.
В его интересах было то, чтобы
каждый работник сработал как можно больше, притом чтобы не забывался, чтобы старался не сломать веялки, конных граблей, молотилки, чтоб он обдумывал то, что он делает; работнику же хотелось работать как можно приятнее,
с отдыхом, и главное — беззаботно и забывшись, не размышляя.
Они были дружны
с Левиным, и поэтому Левин позволял себе допытывать Свияжского, добираться до самой основы его взгляда на жизнь; но всегда это было тщетно.
Каждый раз, как Левин пытался проникнуть дальше открытых для всех дверей приемных комнат ума Свияжского, он замечал, что Свияжский слегка смущался; чуть-заметный испуг выражался в его взгляде, как будто он боялся, что Левин поймет его, и он давал добродушный и веселый отпор.
Как всегда кажется, что зашибаешь, как нарочно, именно больное место, так и теперь Степан Аркадьич чувствовал, что на беду нынче
каждую минуту разговор нападал на больное место Алексея Александровича. Он хотел опять отвести зятя, но сам Алексей Александрович
с любопытством спросил.
Они возобновили разговор, шедший за обедом: о свободе и занятиях женщин. Левин был согласен
с мнением Дарьи Александровны, что девушка, не вышедшая замуж, найдет себе дело женское в семье. Он подтверждал это тем, что ни одна семья не может обойтись без помощницы, что в
каждой, бедной и богатой семье есть и должны быть няньки, наемные или родные.
Сморщенное лицо Алексея Александровича приняло страдальческое выражение; он взял ее за руку и хотел что-то сказать, но никак не мог выговорить; нижняя губа его дрожала, но он всё еще боролся
с своим волнением и только изредка взглядывал на нее. И
каждый раз, как он взглядывал, он видел глаза ее, которые смотрели на него
с такою умиленною и восторженною нежностью, какой он никогда не видал в них.
— Но я повторяю: это совершившийся факт. Потом ты имела, скажем, несчастие полюбить не своего мужа. Это несчастие; но это тоже совершившийся факт. И муж твой признал и простил это. — Он останавливался после
каждой фразы, ожидая ее возражения, но она ничего не отвечала. — Это так. Теперь вопрос в том: можешь ли ты продолжать жить
с своим мужем? Желаешь ли ты этого? Желает ли он этого?
Долли, Чириков и Степан Аркадьич выступили вперед поправить их. Произошло замешательство, шопот и улыбки, но торжественно-умиленное выражение на лицах обручаемых не изменилось; напротив, путаясь руками, они смотрели серьезнее и торжественнее, чем прежде, и улыбка,
с которою Степан Аркадьич шепнул, чтобы теперь
каждый надел свое кольцо, невольно замерла у него на губах. Ему чувствовалось, что всякая улыбка оскорбит их.
Не одни сестры, приятельницы и родные следили за всеми подробностями священнодействия; посторонние женщины, зрительницы,
с волнением, захватывающим дыхание, следили, боясь упустить
каждое движение, выражение лица жениха и невесты и
с досадой не отвечали и часто не слыхали речей равнодушных мужчин, делавших шутливые или посторонние замечания.
Он как бы снимал
с нее те покровы, из-за которых она не вся была видна;
каждая новая черта только больше выказывала всю фигуру во всей ее энергической силе, такою, какою она явилась ему вдруг от произведенного стеарином пятна.
Всякое лицо,
с таким исканием,
с такими ошибками, поправками выросшее в нем
с своим особенным характером,
каждое лицо, доставлявшее ему столько мучений и радости, и все эти лица, столько раз перемещаемые для соблюдения общего, все оттенки колорита и тонов,
с таким трудом достигнутые им, — всё это вместе теперь, глядя их глазами, казалось ему пошлостью, тысячу раз повторенною.
Она теперь
с радостью мечтала о приезде Долли
с детьми, в особенности потому, что она для детей будет заказывать любимое
каждым пирожное, а Долли оценит всё ее новое устройство. Она сама не знала, зачем и для чего, но домашнее хозяйство неудержимо влекло ее к себе. Она, инстинктивно чувствуя приближение весны и зная, что будут и ненастные дни, вила, как умела, свое гнездо и торопилась в одно время и вить его и учиться, как это делать.
Правда, что легкость и ошибочность этого представления о своей вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он знал, что когда он, вовсе не думая о том, что его прощение есть действие высшей силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь,
каждую минуту думал, что в его душе живет Христос и что, подписывая бумаги, он исполняет Его волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо в его унижении иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту,
с которой он, презираемый всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
Уже несколько дней графиня Лидия Ивановна находилась в сильнейшем волнении. Она узнала, что Анна
с Вронским в Петербурге. Надо было спасти Алексея Александровича от свидания
с нею, надо было спасти его даже от мучительного знания того, что эта ужасная женщина находится в одном городе
с ним и что он
каждую минуту может встретить ее.
— Ну, что, дичь есть? — обратился к Левину Степан Аркадьич, едва поспевавший
каждому сказать приветствие. — Мы вот
с ним имеем самые жестокие намерения. — Как же, maman, они
с тех пор не были в Москве. — Ну, Таня, вот тебе! — Достань, пожалуйста, в коляске сзади, — на все стороны говорил он. — Как ты посвежела, Долленька, — говорил он жене, еще раз целуя ее руку, удерживая ее в своей и по трепливая сверху другою.
По случаю несколько раз уже повторяемых выражений восхищения Васеньки о прелести этого ночлега и запаха сена, о прелести сломанной телеги (ему она казалась сломанною, потому что была снята
с передков), о добродушии мужиков, напоивших его водкой, о собаках, лежавших
каждая у ног своего хозяина, Облонский рассказал про прелесть охоты у Мальтуса, на которой он был прошлым летом.
Не чувствуя движения своих ног, Ласка напряженным галопом, таким, что при
каждом прыжке она могла остановиться, если встретится необходимость, поскакала направо прочь от дувшего
с востока предрассветного ветерка и повернулась на ветер.
Услыхав голос Анны, нарядная, высокая,
с неприятным лицом и нечистым выражением Англичанка, поспешно потряхивая белокурыми буклями, вошла в дверь и тотчас же начала оправдываться, хотя Анна ни в чем не обвиняла ее. На
каждое слово Анны Англичанка поспешно несколько раз приговаривала: «yes, my lady». [да, сударыня.]
— Николай Иваныч был поражен, — сказала она про Свияжского, — как выросло новое строение
с тех пор, как он был здесь последний раз; но я сама
каждый день бываю и
каждый день удивляюсь, как скоро идет.
Он чувствовал сам, что, кроме этого шального господина, женатого на Кити Щербацкой, который à propos de bottes [ни
с того, ни
с сего]
с бешеною злобой наговорил ему кучу ни к чему нейдущих глупостей,
каждый дворянин,
с которым он знакомился, делался его сторонником.
Перед отъездом Вронского на выборы, обдумав то, что те сцены, которые повторялись между ними при
каждом его отъезде, могут только охладить, а не привязать его, Анна решилась сделать над собой все возможные усилия, чтобы спокойно переносить разлуку
с ним. Но тот холодный, строгий взгляд, которым он посмотрел на нее, когда пришел объявить о своем отъезде, оскорбил ее, и еще он не уехал, как спокойствие ее уже было разрушено.
Пускай он тяготится, но будет тут
с нею, чтоб она видела его, знала
каждое его движение.
Она сидела в гостиной, под лампой,
с новою книгой Тэна и читала, прислушиваясь к звукам ветра на дворе и ожидая
каждую минуту приезда экипажа.
Анна написала письмо мужу, прося его о разводе, и в конце ноября, расставшись
с княжной Варварой, которой надо было ехать в Петербург, вместе
с Вронским переехала в Москву. Ожидая
каждый день ответа Алексея Александровича и вслед затем развода, они поселились теперь супружески вместе.