Неточные совпадения
Сама же таинственная прелестная Кити не могла любить такого некрасивого, каким он
считал себя, человека и, главное, такого простого, ничем не выдающегося человека.
Некрасивого, доброго человека, каким он
себя считал, можно, полагал он, любить как приятеля, но чтобы быть любимым тою любовью, какою он сам любил Кити, нужно было быть красавцем, а главное — особенным человеком.
Ты пойми, что я не только не подозревала неверности, но что я
считала это невозможным, и тут, представь
себе, с такими понятиями узнать вдруг весь ужас, всю гадость….
Он
считал переделку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью народа и теперь решил про
себя, что, для того чтобы чувствовать
себя вполне правым, он, хотя прежде много работал и нероскошно жил, теперь будет еще больше работать и еще меньше будет позволять
себе роскоши.
Он находил это естественным, потому что делал это каждый день и при этом ничего не чувствовал и не думал, как ему казалось, дурного, и поэтому стыдливость в девушке он
считал не только остатком варварства, но и оскорблением
себе.
Но нельзя было оскорблять мать, тем более что мать
считала себя виноватою.
— Входить во все подробности твоих чувств я не имею права и вообще
считаю это бесполезным и даже вредным, — начал Алексей Александрович. — Копаясь в своей душе, мы часто выкапываем такое, что там лежало бы незаметно. Твои чувства — это дело твоей совести; но я обязан пред тобою, пред
собой и пред Богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана, и связана не людьми, а Богом. Разорвать эту связь может только преступление, и преступление этого рода влечет за
собой тяжелую кару.
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил
себе: «так же краснел и вздрагивал я,
считая всё погибшим, когда получил единицу за физику и остался на втором курсе; так же
считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело сестры. И что ж? — теперь, когда прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и с этим горем. Пройдет время, и я буду к этому равнодушен».
Нет, уж извини, но я
считаю аристократом
себя и людей подобных мне, которые в прошедшем могут указать на три-четыре честные поколения семей, находившихся на высшей степени образования (дарованье и ум — это другое дело), и которые никогда ни перед кем не подличали, никогда ни в ком не нуждались, как жили мой отец, мой дед.
Они
считали бы оскорблением самих
себя обманывать этого ребенка.
Она молча села в карету Алексея Александровича и молча выехала из толпы экипажей. Несмотря на всё, что он видел, Алексей Александрович всё-таки не позволял
себе думать о настоящем положении своей жены. Он только видел внешние признаки. Он видел, что она вела
себя неприлично, и
считал своим долгом сказать ей это. Но ему очень трудно было не сказать более, а сказать только это. Он открыл рот, чтобы сказать ей, как она неприлично вела
себя, но невольно сказал совершенно другое.
Но любить или не любить народ, как что-то особенное, он не мог, потому что не только жил с народом, не только все его интересы были связаны с народом, но он
считал и самого
себя частью народа, не видел в
себе и народе никаких особенных качеств и недостатков и не мог противопоставлять
себя народу.
Решение мое следующее: каковы бы ни были ваши поступки, я не
считаю себя в праве разрывать тех уз, которыми мы связаны властью свыше.
Он, желая выказать свою независимость и подвинуться, отказался от предложенного ему положения, надеясь, что отказ этот придаст ему большую цену; но оказалось, что он был слишком смел, и его оставили; и, волей-неволей сделав
себе положение человека независимого, он носил его, весьма тонко и умно держа
себя, так, как будто он ни на кого не сердился, не
считал себя никем обиженным и желает только того, чтоб его оставили в покое, потому что ему весело.
Он
считал Россию погибшею страной, в роде Турции, и правительство России столь дурным, что никогда не позволял
себе даже серьезно критиковать действия правительства, и вместе с тем служил и был образцовым дворянским предводителем и в дорогу всегда надевал с кокардой и с красным околышем фуражку.
Он воображал
себе, вероятно ошибочно, что вырез этот сделан на его счет, и
считал себя не в праве смотреть на него и старался не смотреть на него; но чувствовал, что он виноват уж за одно то, что вырез сделан.
Тогда он
считал себя несчастливым, но счастье было впереди; теперь же он чувствовал, что лучшее счастье было уже назади.
Однако счастье его было так велико, что это признание не нарушило его, а придало ему только новый оттенок. Она простила его; но с тех пор он еще более
считал себя недостойным ее, еще ниже нравственно склонялся пред нею и еще выше ценил свое незаслуженное счастье.
В сущности, понимавшие, по мнению Вронского, «как должно» никак не понимали этого, а держали
себя вообще, как держат
себя благовоспитанные люди относительно всех сложных и неразрешимых вопросов, со всех сторон окружающих жизнь, — держали
себя прилично, избегая намеков и неприятных вопросов. Они делали вид, что вполне понимают значение и смысл положения, признают и даже одобряют его, но
считают неуместным и лишним объяснять всё это.
Левин думал о евангельском изречении не потому, чтоб он
считал себя премудрым.
Он не
считал себя премудрым, но не мог не знать, что он был умнее жены и Агафьи Михайловны, и не мог не знать того, что, когда он думал о смерти, он думал всеми силами души.
— Как счастливо вышло тогда для Кити, что приехала Анна, — сказала Долли, — и как несчастливо для нее. Вот именно наоборот, — прибавила она, пораженная своею мыслью. — Тогда Анна так была счастлива, а Кити
себя считала несчастливой. Как совсем наоборот! Я часто о ней думаю.
Но его порода долговечна, у него не было ни одного седого волоса, ему никто не давал сорока лет, и он помнил, что Варенька говорила, что только в России люди в пятьдесят лет
считают себя стариками, а что во Франции пятидесятилетний человек
считает себя dans la force de l’âge, [в расцвете лет,] a сорокалетний — un jeune homme. [молодым человеком.]
Долли чувствовала
себя смущенною и искала предмета разговора. Хотя она и
считала, что с его гордостью ему должны быть неприятны похвалы его дома и сада, она, не находя другого предмета разговора, всё-таки сказала ему, что ей очень понравился его дом.
— Это значит, мне, ненавидящей его, но всё-таки признающей
себя виноватою пред ним, — и я
считаю его великодушным, — мне унизиться писать ему…
Но старая партия не
считала себя побежденною.
— Да, но вы
себя не
считаете. Вы тоже ведь чего-нибудь стóите? Вот я про
себя скажу. Я до тех пор, пока не хозяйничал, получал на службе три тысячи. Теперь я работаю больше, чем на службе, и, так же как вы, получаю пять процентов, и то дай Бог. А свои труды задаром.
Когда они приходили, он старательно отгонял их от
себя,
считая их стыдными и свойственными только девочкам, а не мальчику и товарищу.
Раздражение, разделявшее их, не имело никакой внешней причины, и все попытки объяснения не только не устраняли, но увеличивали его. Это было раздражение внутреннее, имевшее для нее основанием уменьшение его любви, для него — раскаяние в том, что он поставил
себя ради ее в тяжелое положение, которое она, вместо того чтоб облегчить, делает еще более тяжелым. Ни тот, ни другой не высказывали причины своего раздражения, но они
считали друг друга неправыми и при каждом предлоге старались доказать это друг другу.
«Что ж это, Кити
считает для
себя унизительным встретиться со мной? — думала Анна, оставшись одна.
«Избавиться от того, что беспокоит», повторяла Анна. И, взглянув на краснощекого мужа и худую жену, она поняла, что болезненная жена
считает себя непонятою женщиной, и муж обманывает ее и поддерживает в ней это мнение о
себе. Анна как будто видела их историю и все закоулки их души, перенеся свет на них. Но интересного тут ничего не было, и она продолжала свою мысль.
Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в
себе (а он не мог
себя ничем другим
считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать того, в чем состоит общее благо, но твердо знал, что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких бы то ни было общих целей.