Неточные совпадения
Почти в одно и
то же время вошли: хозяйка с освеженною прической и освеженным лицом из одной двери и гости из другой в большую гостиную с темными
стенами, пушистыми коврами и ярко освещенным столом, блестевшим под огнями в свеч белизною скатерти, серебром самовара и прозрачным фарфором чайного прибора.
Алексей Александрович помолчал и потер рукою лоб и глаза. Он увидел, что вместо
того, что он хотел сделать,
то есть предостеречь свою жену от ошибки в глазах света, он волновался невольно о
том, что касалось ее совести, и боролся с воображаемою им какою-то
стеной.
Старый, запущенный палаццо с высокими лепными плафонами и фресками на
стенах, с мозаичными полами, с тяжелыми желтыми штофными гардинами на высоких окнах, вазами на консолях и каминах, с резными дверями и с мрачными залами, увешанными картинами, — палаццо этот, после
того как они переехали в него, самою своею внешностью поддерживал во Вронском приятное заблуждение, что он не столько русский помещик, егермейстер без службы, сколько просвещенный любитель и покровитель искусств, и сам — скромный художник, отрекшийся от света, связей, честолюбия для любимой женщины.
Анна уже была дома. Когда Вронский вошел к ней, она была одна в
том самом наряде, в котором она была в театре. Она сидела на первом у
стены кресле и смотрела пред собой. Она взглянула на него и тотчас же приняла прежнее положение.
Несмотря на
то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату.
Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
Эта внимательность лакея к стеклам и равнодушие к совершавшемуся у Левина сначала изумили его, но тотчас, одумавшись, он понял, что никто не знает и не обязан знать его чувств и что
тем более надо действовать спокойно, обдуманно и решительно, чтобы пробить эту
стену равнодушия и достигнуть своей цели.
А Юлия Сергеевна привыкла к своему горю, уже не ходила во флигель плакать. В эту зиму она уже не ездила по магазинам, не бывала в театрах и на концертах, а оставалась дома. Она не любила больших комнат и всегда была или в кабинете мужа, или у себя в комнате, где у нее были киоты, полученные в приданое, и висел на
стене тот самый пейзаж, который так понравился ей на выставке. Денег на себя она почти не тратила и проживала теперь так же мало, как когда-то в доме отца.
Ясные улики говорили, что она одна последняя ходила вчера поздно вечером с фонарем наверх «кутать трубу» и, всего вероятнее, по своей ребячьей трусливости слетела оттуда сломя голову и забыла запереть за собою дверь, а так и оставила ее, отмахнув к
стене тою стороною, где был начертан рукою Сафронихи меловой крест — «орудие на супостата».
Положение и деятельность обеих враждующих сторон — правительства и революционеров — как в России, так и во всем христианском мире, с их средствами улучшения быта народа насилием, подобны людям, которые для того, чтобы согреться, ломают
стены того дома, в котором живут, и топят ими.
Неточные совпадения
Вулич молча вышел в спальню майора; мы за ним последовали. Он подошел к
стене, на которой висело оружие, и наудачу снял с гвоздя один из разнокалиберных пистолетов; мы еще его не понимали; но когда он взвел курок и насыпал на полку пороха,
то многие, невольно вскрикнув, схватили его за руки.
— Умерла; только долго мучилась, и мы уж с нею измучились порядком. Около десяти часов вечера она пришла в себя; мы сидели у постели; только что она открыла глаза, начала звать Печорина. «Я здесь, подле тебя, моя джанечка (
то есть, по-нашему, душенька)», — отвечал он, взяв ее за руку. «Я умру!» — сказала она. Мы начали ее утешать, говорили, что лекарь обещал ее вылечить непременно; она покачала головкой и отвернулась к
стене: ей не хотелось умирать!..
Сначала он принялся угождать во всяких незаметных мелочах: рассмотрел внимательно чинку перьев, какими писал он, и, приготовивши несколько по образцу их, клал ему всякий раз их под руку; сдувал и сметал со стола его песок и табак; завел новую тряпку для его чернильницы; отыскал где-то его шапку, прескверную шапку, какая когда-либо существовала в мире, и всякий раз клал ее возле него за минуту до окончания присутствия; чистил ему спину, если
тот запачкал ее мелом у
стены, — но все это осталось решительно без всякого замечания, так, как будто ничего этого не было и делано.
Деревня показалась ему довольно велика; два леса, березовый и сосновый, как два крыла, одно темнее, другое светлее, были у ней справа и слева; посреди виднелся деревянный дом с мезонином, красной крышей и темно-серыми или, лучше, дикими
стенами, — дом вроде
тех, как у нас строят для военных поселений и немецких колонистов.
Из-за хлебных кладей и ветхих крыш возносились и мелькали на чистом воздухе,
то справа,
то слева, по мере
того как бричка делала повороты, две сельские церкви, одна возле другой: опустевшая деревянная и каменная, с желтенькими
стенами, испятнанная, истрескавшаяся.