Неточные совпадения
«Что это? Я огорчил ее. Господи, помоги мне!» подумал Левин и побежал к
старой Француженке с
седыми букольками, сидевшей на скамейке. Улыбаясь и выставляя свои фальшивые зубы, она встретила его, как
старого друга.
Старая,
седая Ласка, ходившая за ними следом, села осторожно против него и насторожила уши. Солнце спускалось на крупный лес; и на свете зари березки, рассыпанные по осиннику, отчетливо рисовались своими висящими ветвями с надутыми, готовыми лопнуть почками.
Помещик с
седыми усами был, очевидно, закоренелый крепостник и деревенский старожил, страстный сельский хозяин. Признаки эти Левин видел и в одежде — старомодном, потертом сюртуке, видимо непривычном помещику, и в его умных, нахмуренных глазах, и в складной русской речи, и в усвоенном, очевидно, долгим опытом повелительном тоне, и в решительных движениях больших, красивых, загорелых рук с одним
старым обручальным кольцом на безыменке.
Лицо Анны в ту минуту, как она в маленькой, прижавшейся к углу
старой коляски фигуре узнала Долли, вдруг просияло радостною улыбкой. Она вскрикнула, дрогнула на
седле и тронула лошадь галопом. Подъехав к коляске, она без помощи соскочила и, поддерживая амазонку, подбежала навстречу Долли.
— Я Марье Семеновне всегда советовал сдать в аренду, потому что она не выгадает, — приятным голосом говорил помещик с
седыми усами, в полковничьем мундире
старого генерального штаба. Это был тот самый помещик, которого Левин встретил у Свияжского. Он тотчас узнал его. Помещик тоже пригляделся к Левину, и они поздоровались.
Он видел и княгиню, красную, напряженную, с распустившимися буклями
седых волос и в слезах, которые она усиленно глотала, кусая губы, видел и Долли, и доктора, курившего толстые папиросы, и Лизавету Петровну, с твердым, решительным и успокаивающим лицом, и
старого князя, гуляющего по зале с нахмуренным лицом.
В тесной и неопрятной передней флигелька, куда я вступил с невольной дрожью во всем теле, встретил меня
старый седой слуга с темным, медного цвета, лицом, свиными угрюмыми глазками и такими глубокими морщинами на лбу и на висках, каких я в жизни не видывал. Он нес на тарелке обглоданный хребет селедки и, притворяя ногою дверь, ведущую в другую комнату, отрывисто проговорил:
И в то самое время, когда ее отец собирал у себя несколько сомнительное «блестящее» общество, — девушка забивалась со старой няней в дальние комнаты и под жужжание речей и тостов, доносившихся сквозь стены, слушала
старые седые предания о тех годах, когда мать ее бегала по аллеям старого барского дома, окруженная, как сказочная царевна, заботами нянек и мамок…
Бой окончен, старик удаляется, // Взяв добычи порядочный пук… // За три комнаты слышно: стук! стук! // То не каменный гость приближается… // Стук! стук! стук! — равномерно стучит // Словно ступа, нога деревянная: // Входит
старый седой инвалид, // Тоже личность престранная… //…………..
Неточные совпадения
На первом месте —
старый князь, //
Седой, одетый в белое, // Лицо перекошенное // И — разные глаза.
В сей утомительной прогулке // Проходит час-другой, и вот // У Харитонья в переулке // Возок пред домом у ворот // Остановился. К
старой тетке, // Четвертый год больной в чахотке, // Они приехали теперь. // Им настежь отворяет дверь, // В очках, в изорванном кафтане, // С чулком в руке,
седой калмык. // Встречает их в гостиной крик // Княжны, простертой на диване. // Старушки с плачем обнялись, // И восклицанья полились.
С своей супругою дородной // Приехал толстый Пустяков; // Гвоздин, хозяин превосходный, // Владелец нищих мужиков; // Скотинины, чета
седая, // С детьми всех возрастов, считая // От тридцати до двух годов; // Уездный франтик Петушков, // Мой брат двоюродный, Буянов, // В пуху, в картузе с козырьком // (Как вам, конечно, он знаком), // И отставной советник Флянов, // Тяжелый сплетник,
старый плут, // Обжора, взяточник и шут.
А между тем в народе стали попадаться и степенные, уваженные по заслугам всею Сечью,
седые,
старые чубы, бывавшие не раз старшинами.
— За Сичь! — отдалося густо в передних рядах. — За Сичь! — сказали тихо
старые, моргнувши
седым усом; и, встрепенувшись, как молодые соколы, повторили молодые: — За Сичь!