Неточные совпадения
Вронский внимательно
слушал Левина, как он всегда
слушал, очевидно интересуясь его
словами.
Долли задумчиво смотрела мимо золовки,
слушая ее
слова.
Анна говорила, что приходило ей на язык, и сама удивлялась,
слушая себя, своей способности лжи. Как просты, естественны были ее
слова и как похоже было, что ей просто хочется спать! Она чувствовала себя одетою в непроницаемую броню лжи. Она чувствовала, что какая-то невидимая сила помогала ей и поддерживала ее.
Был промежуток между скачками, и потому ничто не мешало разговору. Генерал-адъютант осуждал скачки. Алексей Александрович возражал, защищая их. Анна
слушала его тонкий, ровный голос, не пропуская ни одного
слова, и каждое
слово его казалось ей фальшиво и болью резало ее ухо.
Вронский
слушал внимательно, но не столько самое содержание
слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром
слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Но она не
слушала его
слов, она читала его мысли по выражению лица. Она не могла знать, что выражение его лица относилось к первой пришедшей Вронскому мысли — о неизбежности теперь дуэли. Ей никогда и в голову не приходила мысль о дуэли, и поэтому это мимолетное выражение строгости она объяснила иначе.
Алексей Александрович
слушал, но
слова ее уже не действовали на него. В душе его опять поднялась вся злоба того дня, когда он решился на развод. Он отряхнулся и заговорил пронзительным, громким голосом...
Он не верил ни одному
слову Степана Аркадьича, на каждое
слово его имел тысячи опровержений, но он
слушал его, чувствуя, что его
словами выражается та могущественная грубая сила, которая руководит его жизнью и которой он должен будет покориться.
По мере чтения, в особенности при частом и быстром повторении тех же
слов: «Господи помилуй», которые звучали как «помилос, помилос», Левин чувствовал, что мысль его заперта и запечатана и что трогать и шевелить ее теперь не следует, а то выйдет путаница, и потому он, стоя позади дьякона, продолжал, не
слушая и не вникая, думать о своем.
Но это было неправда; она совсем почти не понимала
слов службы и даже не
слушала их во время обручения.
«Всё это было прекрасно, — думала Кити,
слушая эти
слова, — всё это и не может быть иначе», и улыбка радости, сообщавшаяся невольно всем смотревшим на нее, сияла на ее просветлевшем лице.
Он начал говорить, желал найти те
слова, которые могли бы не то что разубедить, но только успокоить ее. Но она не
слушала его и ни с чем не соглашалась. Он нагнулся к ней и взял ее сопротивляющуюся руку. Он поцеловал ее руку, поцеловал волосы, опять поцеловал руку, — она всё молчала. Но когда он взял ее обеими руками за лицо и сказал: «Кити!» — вдруг она опомнилась, поплакала и примирилась.
Теперь же в первый раз он
слушал ее
слова с удовольствием и внутренно не возражал им.
— А! — сказал Левин, более
слушая звук ее голоса, чем
слова, которые она говорила, всё время думая о дороге, которая шла теперь лесом, и обходя те места, где бы она могла неверно ступить.
Ревность его в эти несколько минут, особенно по тому румянцу, который покрыл ее щеки, когда она говорила с Весловским, уже далеко ушла. Теперь,
слушая ее
слова, он их понимал уже по-своему. Как ни странно было ему потом вспоминать об этом, теперь ему казалось ясно, что если она спрашивает его, едет ли он на охоту, то это интересует ее только потому, чтобы знать, доставит ли он это удовольствие Васеньке Весловскому, в которого она, по его понятиям, уже была влюблена.
Левин говорил теперь совсем уже не с тем ремесленным отношением к делу, с которым он разговаривал в это утро. Всякое
слово в разговоре с нею получало особенное значение. И говорить с ней было приятно, еще приятнее было
слушать ее.
«Да, вот он перестал теперь притворяться, и видна вся его холодная ненависть ко мне», — подумала она, не
слушая его
слов, но с ужасом вглядываясь в того холодного и жестокого судью, который, дразня ее, смотрел из его глаз.
Но Кити не
слушала ее
слов. Ее нетерпение шло так же возрастая, как и нетерпение ребенка.
И Левина поразило то спокойное, унылое недоверие, с которым дети
слушали эти
слова матери. Они только были огорчены тем, что прекращена их занимательная игра, и не верили ни
слову из того, что говорила мать. Они и не могли верить, потому что не могли себе представить всего объема того, чем они пользуются, и потому не могли представить себе, что то, что они разрушают, есть то самое, чем они живут.
Неточные совпадения
Его
послушать надо бы, // Однако вахлаки // Так обозлились, не дали // Игнатью
слова вымолвить, // Особенно Клим Яковлев // Куражился: «Дурак же ты!..» // — А ты бы прежде выслушал… — // «Дурак же ты…» // — И все-то вы, // Я вижу, дураки!
— Ну,
слушайте же, что такое эти мертвые души, — сказала дама приятная во всех отношениях, и гостья при таких
словах вся обратилась в слух: ушки ее вытянулись сами собою, она приподнялась, почти не сидя и не держась на диване, и, несмотря на то что была отчасти тяжеловата, сделалась вдруг тонее, стала похожа на легкий пух, который вот так и полетит на воздух от дуновенья.
«Гость, кажется, очень неглупый человек, — думал хозяин, — степенен в
словах и не щелкопер». И, подумавши так, стал он еще веселее, точно как бы сам разогрелся от своего разговора и как бы празднуя, что нашел человека, готового
слушать умные советы.
Ноздрев был так оттолкнут с своими безе, что чуть не полетел на землю: от него все отступились и не
слушали больше; но все же
слова его о покупке мертвых душ были произнесены во всю глотку и сопровождены таким громким смехом, что привлекли внимание даже тех, которые находились в самых дальних углах комнаты.
Он
слушал Ленского с улыбкой. // Поэта пылкий разговор, // И ум, еще в сужденьях зыбкой, // И вечно вдохновенный взор, — // Онегину всё было ново; // Он охладительное
слово // В устах старался удержать // И думал: глупо мне мешать // Его минутному блаженству; // И без меня пора придет, // Пускай покамест он живет // Да верит мира совершенству; // Простим горячке юных лет // И юный жар и юный бред.