Неточные совпадения
Вронский был
в эту зиму произведен
в полковники, вышел из полка и жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и
в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им
в последние дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он
проснулся в темноте, дрожа от
страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?
— Ты смотришь на меня, — сказала она, — и думаешь, могу ли я быть счастлива
в моем положении? Ну, и что ж! Стыдно признаться; но я… я непростительно счастлива. Со мной случилось что-то волшебное, как сон, когда сделается страшно, жутко, и вдруг
проснешься и чувствуешь, что всех этих
страхов нет. Я
проснулась. Я пережила мучительное, страшное и теперь уже давно, особенно с тех пор, как мы здесь, так счастлива!.. — сказала она, с робкою улыбкой вопроса глядя на Долли.
Неточные совпадения
Илья Ильич
проснулся, против обыкновения, очень рано, часов
в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал не то
страх, не то тоска и досада. Видно было, что его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на помощь.
Девушка задумалась. Она сама много раз думала о том, что сейчас высказал Привалов, и
в ее молодой душе
проснулся какой-то смутный
страх перед необъятностью житейских пустяков.
В страхе и беспамятстве
просыпался Иван Федорович. Холодный пот лился с него градом.
В кабацких завсегдатаях и пропойщиках
проснулась и жалость к убиваемой женщине, и совесть, и
страх, именно те законно хорошие чувства, которых недоставало
в данный момент тайбольцам, знавшим обо всем, что делается
в доме Кожина.
Затем, как во сне, увидел он, еще не понимая этого, что
в глазах Шульговича попеременно отразились удивление,
страх, тревога, жалость… Безумная, неизбежная волна, захватившая так грозно и так стихийно душу Ромашова, вдруг упала, растаяла, отхлынула далеко. Ромашов, точно
просыпаясь, глубоко и сильно вздохнул. Все стало сразу простым и обыденным
в его глазах. Шульгович суетливо показывал ему на стул и говорил с неожиданной грубоватой лаской: