Неточные совпадения
— У Анны Аркадьевны, — сказала графиня, объясняя
сыну, —
есть сынок восьми лет, кажется, и она никогда
с ним не разлучалась и всё мучается, что оставила его.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно сказал Алексей Александрович, подавая руку. — Туда ехала
с матерью, а назад
с сыном, — сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом. — Вы, верно, из отпуска? — сказал он и, не дожидаясь ответа, обратился к жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез
было пролито в Москве при разлуке?
Первое лицо, встретившее Анну дома,
был сын. Он выскочил к ней по лестнице, несмотря на крик гувернантки, и
с отчаянным восторгом кричал: «Мама, мама!» Добежав до нее, он повис ей на шее.
Он, этот умный и тонкий в служебных делах человек, не понимал всего безумия такого отношения к жене. Он не понимал этого, потому что ему
было слишком страшно понять свое настоящее положение, и он в душе своей закрыл, запер и запечатал тот ящик, в котором у него находились его чувства к семье, т. е. к жене и
сыну. Он, внимательный отец,
с конца этой зимы стал особенно холоден к
сыну и имел к нему то же подтрунивающее отношение, как и к желе. «А! молодой человек!» обращался он к нему.
Сережа, и прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла в голову загадка о том, друг или враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы прося защиты, оглянулся на мать.
С одною матерью ему
было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив
с гувернанткой, держал
сына за плечо, и Сереже
было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
Она вспомнила ту, отчасти искреннюю, хотя и много преувеличенную, роль матери, живущей для
сына, которую она взяла на себя в последние годы, и
с радостью почувствовала, что в том состоянии, в котором она находилась, у ней
есть держава, независимая от положения, в которое она станет к мужу и к Вронскому.
«После того, что произошло, я не могу более оставаться в вашем доме. Я уезжаю и беру
с собою
сына. Я не знаю законов и потому не знаю,
с кем из родителей должен
быть сын; но я беру его
с собой, потому что без него я не могу жить.
Будьте великодушны, оставьте мне его».
Он не верит и в мою любовь к
сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу
сына, не могу бросить
сына, что без
сына не может
быть для меня жизни даже
с тем, кого я люблю, но что, бросив
сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах
буду сделать этого».
Она чувствовала, что то положение в свете, которым она пользовалась и которое утром казалось ей столь ничтожным, что это положение дорого ей, что она не
будет в силах променять его на позорное положение женщины, бросившей мужа и
сына и соединившейся
с любовником; что, сколько бы она ни старалась, она не
будет сильнее самой себя.
Получив письмо мужа, она знала уже в глубине души, что всё останется по-старому, что она не в силах
будет пренебречь своим положением, бросить
сына и соединиться
с любовником.
― Я пришел вам сказать, что я завтра уезжаю в Москву и не вернусь более в этот дом, и вы
будете иметь известие о моем решении чрез адвоката, которому я поручу дело развода.
Сын же мой переедет к сестре, ― сказал Алексей Александрович,
с усилием вспоминая то, что он хотел сказать о
сыне.
― Я имею несчастие, ― начал Алексей Александрович, ―
быть обманутым мужем и желаю законно разорвать сношения
с женою, то
есть развестись, но притом так, чтобы
сын не оставался
с матерью.
Дарья Александровна должна
была еще заехать домой,
с тем чтобы взять своего напомаженного и завитого
сына, который должен
был везти образ
с невестой.
Я сделала дурно и потому не хочу счастия, не хочу развода и
буду страдать позором и разлукой
с сыном».
Девочка, его ребенок,
была так мила и так привязала к себе Анну
с тех пор, как у ней осталась одна эта девочка, что Анна редко вспоминала о
сыне.
Воспоминание о вас для вашего
сына может повести к вопросам
с его стороны, на которые нельзя отвечать, не вложив в душу ребенка духа осуждения к тому, что должно
быть для него святыней, и потому прошу понять отказ вашего мужа в духе христианской любви. Прошу Всевышнего о милосердии к вам.
По тону Бетси Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от света; но он сделал еще попытку в своем семействе. На мать свою он не надеялся. Он знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время своего первого знакомства, теперь
была неумолима к ней за то, что она
была причиной расстройства карьеры
сына. Но он возлагал большие надежды на Варю, жену брата. Ему казалось, что она не бросит камня и
с простотой и решительностью поедет к Анне и примет ее.
Одна из целей поездки в Россию для Анны
было свидание
с сыном.
Ей казалось натурально и просто видеть
сына, когда она
будет в одном
с ним городе; но по приезде в Петербург ей вдруг представилось ясно ее теперешнее положение в обществе, и она поняла, что устроить свидание
было трудно.
Она знала, что для него, несмотря на то, что он
был главною причиной ее несчастья, вопрос о свидании ее
с сыном покажется самою неважною вещью.
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она
будет иметь в руках деньги, которые даст швейцару и лакею,
с тем чтоб они пустили ее, и, не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати
сына. Она не приготовила только тех слов, которые она скажет
сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.
Разрезного ножика не
было на столе, и она, вынув карточку, бывшую рядом (это
была карточка Вронского, сделанная в Риме, в круглой шляпе и
с длинными волосами), ею вытолкнула карточку
сына.
То, что она уехала, не сказав куда, то, что ее до сих пор не
было, то, что она утром еще ездила куда-то, ничего не сказав ему, — всё это, вместе со странно возбужденным выражением ее лица нынче утром и
с воспоминанием того враждебного тона,
с которым она при Яшвине почти вырвала из его рук карточки
сына, заставило его задуматься.
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать
с другой стороны сарая
с племянником, маленьким
сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого
будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и
будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно
было ржание лошадей и каркание бекаса.
Событие рождения
сына (он
был уверен, что
будет сын), которое ему обещали, но в которое он всё-таки не мог верить, — так оно казалось необыкновенно, — представлялось ему
с одной стороны столь огромным и потому невозможным счастьем,
с другой стороны — столь таинственным событием, что это воображаемое знание того, что
будет, и вследствие того приготовление как к чему-то обыкновенному, людьми же производимому, казалось ему возмутительно и унизительно.
― У нас идут переговоры
с ее мужем о разводе. И он согласен; но тут
есть затруднения относительно
сына, и дело это, которое должно
было кончиться давно уже, вот тянется три месяца. Как только
будет развод, она выйдет за Вронского. Как это глупо, этот старый обычай кружения, «Исаия ликуй», в который никто не верит и который мешает счастью людей! ― вставил Степан Аркадьич. ― Ну, и тогда их положение
будет определенно, как мое, как твое.
Прежде, если бы Левину сказали, что Кити умерла, и что он умер
с нею вместе, и что у них дети ангелы, и что Бог тут пред ними, — он ничему бы не удивился; но теперь, вернувшись в мир действительности, он делал большие усилия мысли, чтобы понять, что она жива, здорова и что так отчаянно визжавшее существо
есть сын его.
— Обещание дано
было прежде. И я полагал, что вопрос о
сыне решал дело. Кроме того, я надеялся, что у Анны Аркадьевны достанет великодушия… —
с трудом, трясущимися губами, выговорил побледневший Алексей Александрович.
И он вспомнил то робкое, жалостное выражение,
с которым Анна, отпуская его, сказала: «Всё-таки ты увидишь его. Узнай подробно, где он, кто при нем. И Стива… если бы возможно! Ведь возможно?» Степан Аркадьич понял, что означало это: «если бы возможно» — если бы возможно сделать развод так, чтоб отдать ей
сына… Теперь Степан Аркадьич видел, что об этом и думать нечего, но всё-таки рад
был увидеть племянника.
Жена?.. Нынче только он говорил
с князем Чеченским. У князя Чеченского
была жена и семья — взрослые пажи дети, и
была другая, незаконная семья, от которой тоже
были дети. Хотя первая семья тоже
была хороша, князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье. И он возил своего старшего
сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для
сына. Что бы на это сказали в Москве?
И опять он же
был виноват в том, что она навеки разлучена
с сыном.