Неточные совпадения
— Но, Долли, что же делать, что же делать? Как лучше поступить в этом ужасном
положении? — вот
о чем надо подумать.
Анна ничего не слышала об этом
положении, и ей стало совестно, что она так легко могла забыть
о том, что для него было так важно.
И доктор пред княгиней, как пред исключительно умною женщиной, научно определил
положение княжны и заключил наставлением
о том, как пить те воды, которые были не нужны. На вопрос, ехать ли за границу, доктор углубился в размышления, как бы разрешая трудный вопрос. Решение наконец было изложено: ехать и не верить шарлатанам, а во всем обращаться к нему.
Кроме хозяйства, требовавшего особенного внимания весною, кроме чтения, Левин начал этою зимой еще сочинение
о хозяйстве, план которого состоял в том, чтобы характер рабочего в хозяйстве был принимаем зa абсолютное данное, как климат и почва, и чтобы, следовательно, все
положения науки
о хозяйстве выводились не из одних данных почвы и климата, но из данных почвы, климата и известного неизменного характера рабочего.
Он чувствовал всю мучительность своего и её
положения, всю трудность при той выставленности для глаз всего света, в которой они находились, скрывать свою любовь, лгать и обманывать; и лгать, обманывать, хитрить и постоянно думать
о других тогда, когда страсть, связывавшая их, была так сильна, что они оба забывали оба всем другом, кроме своей любви.
Вронский теперь забыл всё, что он думал дорогой
о тяжести и трудности своего
положения.
Сколько раз во время своей восьмилетней счастливой жизни с женой, глядя на чужих неверных жен и обманутых мужей, говорил себе Алексей Александрович: «как допустить до этого? как не развязать этого безобразного
положения?» Но теперь, когда беда пала на его голову, он не только не думал
о том, как развязать это
положение, но вовсе не хотел знать его, не хотел знать именно потому, что оно было слишком ужасно, слишком неестественно.
Она молча села в карету Алексея Александровича и молча выехала из толпы экипажей. Несмотря на всё, что он видел, Алексей Александрович всё-таки не позволял себе думать
о настоящем
положении своей жены. Он только видел внешние признаки. Он видел, что она вела себя неприлично, и считал своим долгом сказать ей это. Но ему очень трудно было не сказать более, а сказать только это. Он открыл рот, чтобы сказать ей, как она неприлично вела себя, но невольно сказал совершенно другое.
Этот ужас смолоду часто заставлял его думать
о дуэли и примеривать себя к
положению, в котором нужно было подвергать жизнь свою опасности.
Достигнув успеха и твердого
положения в жизни, он давно забыл об этом чувстве; но привычка чувства взяла свое, и страх за свою трусость и теперь оказался так силен, что Алексей Александрович долго и со всех сторон обдумывал и ласкал мыслью вопрос
о дуэли, хотя и вперед знал, что он ни в каком случае не будет драться.
Теперь Алексей Александрович намерен был требовать: во-первых, чтобы составлена была новая комиссия, которой поручено бы было исследовать на месте состояние инородцев; во-вторых, если окажется, что
положение инородцев действительно таково, каким оно является из имеющихся в руках комитета официальных данных, то чтобы была назначена еще другая новая ученая комиссия для исследования причин этого безотрадного
положения инородцев с точек зрения: а) политической, б) административной, в) экономической, г) этнографической, д) материальной и е) религиозной; в-третьих, чтобы были затребованы от враждебного министерства сведения
о тех мерах, которые были в последнее десятилетие приняты этим министерством для предотвращения тех невыгодных условий, в которых ныне находятся инородцы, и в-четвертых, наконец, чтобы было потребовано от министерства объяснение
о том, почему оно, как видно из доставленных в комитет сведений за №№ 17015 и 18308, от 5 декабря 1863 года и 7 июня 1864, действовало прямо противоположно смыслу коренного и органического закона, т…, ст. 18, и примечание в статье 36.
В этот же вечер она увидалась с Вронским, но не сказала ему
о том, что произошло между ею и мужем, хотя, для того чтобы
положение определилось, надо было сказать ему.
Напоминание
о сыне вдруг вывело Анну из того безвыходного
положения, в котором она находилась.
Она плакала
о том, что мечта ее об уяснении, определении своего
положения разрушена навсегда.
И действительно, он был взят врасплох, и в первую минуту, когда она объявила
о своем
положении, сердце его подсказало ему требование оставить мужа.
Левину невыносимо скучно было в этот вечер с дамами: его, как никогда прежде, волновала мысль
о том, что то недовольство хозяйством, которое он теперь испытывал, есть не исключительное его
положение, а общее условие, в котором находится дело в России, что устройство какого-нибудь такого отношения рабочих, где бы они работали, как у мужика на половине дороги, есть не мечта, а задача, которую необходимо решить. И ему казалось, что эту задачу можно решить и должно попытаться это сделать.
«Всё равно, — подумал Алексей Александрович, — тем лучше: я сейчас объявлю
о своем
положении в отношении к его сестре и объясню, почему я не могу обедать у него».
Он не мог думать об этом, потому что, представляя себе то, что будет, он не мог отогнать предположения
о том, что смерть ее развяжет сразу всю трудность его
положения.
— Я намерен был, я хотел поговорить
о сестре и
о вашем
положении взаимном, — сказал Степан Аркадьич, всё еще борясь с непривычною застенчивостью.
Вернувшись в этот день домой, Левин испытывал радостное чувство того, что неловкое
положение кончилось и кончилось так, что ему не пришлось лгать. Кроме того, у него осталось неясное воспоминание
о том, что то, что говорил этот добрый и милый старичок, было совсем не так глупо, как ему показалось сначала, и что тут что-то есть такое, что нужно уяснить.
Чарская отвечала ему только улыбкой. Она смотрела на Кити, думая
о том, как и когда она будет стоять с графом Синявиным в
положении Кити и как она тогда напомнит ему его теперешнюю шутку.
Он был, более чем прежде, любовно-почтителен к ней, и мысль
о том, чтоб она никогда не почувствовала неловкости своего
положения, ни на минуту не покидала его.
Он писал теперь новую главу
о причинах невыгодного
положения земледелия в России.
Если бы жена тогда, объявив
о своей неверности, ушла от него, он был бы огорчен, несчастлив, но он не был бы в том для самого себя безвыходном, непонятном
положении, в каком он чувствовал себя теперь.
Алексей Александрович забыл
о графине Лидии Ивановне, но она не забыла его. В эту самую тяжелую минуту одинокого отчаяния она приехала к нему и без доклада вошла в его кабинет. Она застала его в том же
положении, в котором он сидел, опершись головой на обе руки.
В первую минуту ей показалось неприлично, что Анна ездит верхом. С представлением
о верховой езде для дамы в понятии Дарьи Александровны соединялось представление молодого легкого кокетства, которое, по ее мнению, не шло к
положению Анны; но когда она рассмотрела ее вблизи, она тотчас же примирилась с ее верховою ездой. Несмотря на элегантность, всё было так просто, спокойно и достойно и в позе, и в одежде, и в движениях Анны, что ничего не могло быть естественней.
— Нет, нет! Что же ты считаешь
о моем
положении, что ты думаешь, что? — спросила она.
Нынче скачки, его лошади скачут, он едет. Очень рада. Но ты подумай обо мне, представь себе мое
положение… Да что говорить про это! — Она улыбнулась. — Так
о чем же он говорил с тобой?
— Он говорил
о том,
о чем я сама хочу говорить, и мне легко быть его адвокатом:
о том, нет ли возможности и нельзя ли… — Дарья Александровна запнулась, — исправить, улучшить твое
положение… Ты знаешь, как я смотрю… Но всё-таки, если возможно, надо выйти замуж…
― У нас идут переговоры с ее мужем
о разводе. И он согласен; но тут есть затруднения относительно сына, и дело это, которое должно было кончиться давно уже, вот тянется три месяца. Как только будет развод, она выйдет за Вронского. Как это глупо, этот старый обычай кружения, «Исаия ликуй», в который никто не верит и который мешает счастью людей! ― вставил Степан Аркадьич. ― Ну, и тогда их
положение будет определенно, как мое, как твое.
Не переставая думать об Анне,
о всех тех самых простых разговорах, которые были с нею, и вспоминая при этом все подробности выражения ее лица, всё более и более входя в ее
положение и чувствуя к ней жалость, Левин приехал домой.
Она услыхала порывистый звонок Вронского и поспешно утерла эти слезы, и не только утерла слезы, но села к лампе и развернула книгу, притворившись спокойною. Надо было показать ему, что она недовольна тем, что он не вернулся, как обещал, только недовольна, но никак не показывать ему своего горя и, главное, жалости
о себе. Ей можно было жалеть
о себе, но не ему
о ней. Она не хотела борьбы, упрекала его за то, что он хотел бороться, но невольно сама становилась в
положение борьбы.
Стараясь как можно быть обстоятельнее, Левин начал рассказывать все ненужные подробности
о положении жены, беспрестанно перебивая свой рассказ просьбами
о том, чтобы доктор сейчас же с ним поехал.
На этих мыслях, которые завлекли ее так, что она перестала даже думать
о своем
положении, ее застала остановка у крыльца своего дома. Увидав вышедшего ей навстречу швейцара, она только вспомнила, что посылала записку и телеграмму.
Сидя на звездообразном диване в ожидании поезда, она, с отвращением глядя на входивших и выходивших (все они были противны ей), думала то
о том, как она приедет на станцию, напишет ему записку и что̀ она напишет ему, то
о том, как он теперь жалуется матери (не понимая ее страданий) на свое
положение, и как она войдет в комнату, и что она скажет ему.