Неточные совпадения
— В кого же дурной быть? А Семен рядчик на другой день вашего отъезда пришел.
Надо будет порядиться с
ним, Константин Дмитрич, — сказал приказчик. — Я
вам прежде докладывал про машину.
— Это
надо рассказать
вам. Я был занят, и чем? Даю
вам это из ста, из тысячи… не угадаете. Я мирил мужа с оскорбителем
его жены. Да, право!
Титулярный советник опять смягчается: «Я согласен, граф, и я готов простить, но понимаете, что моя жена, моя жена, честная женщина, подвергается преследованиям, грубостям и дерзостям каких-нибудь мальчишек, мерз…» А
вы понимаете, мальчишка этот тут, и мне
надо примирять
их.
— Ах, это
надо рассказать
вам! — смеясь обратилась Бетси к входившей в ее ложу даме. —
Он так насмешил меня.
— Нет,
вы не хотите, может быть, встречаться со Стремовым? Пускай
они с Алексеем Александровичем ломают копья в комитете, это нас не касается. Но в свете это самый любезный человек, какого только я знаю, и страстный игрок в крокет. Вот
вы увидите. И, несмотря на смешное
его положение старого влюбленного в Лизу,
надо видеть, как
он выпутывается из этого смешного положения!
Он очень мил. Сафо Штольц
вы не знаете? Это новый, совсем новый тон.
— Однако
надо написать Алексею, — и Бетси села за стол, написала несколько строк, вложила в конверт. — Я пишу, чтоб
он приехал обедать. У меня одна дама к обеду остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли? Виновата, я на минутку
вас оставлю.
Вы, пожалуйста, запечатайте и отошлите, — сказала она от двери, — а мне
надо сделать распоряжения.
— Это
вы захватываете область княгини Мягкой. Это вопрос ужасного ребенка, — и Бетси, видимо, хотела, но не могла удержаться и разразилась тем заразительным смехом, каким смеются редко смеющиеся люди. —
Надо у
них спросить, — проговорила она сквозь слезы смеха.
— «Никак», — подхватил
он тонко улыбаясь, — это лучшее средство. — Я давно
вам говорю, — обратился
он к Лизе Меркаловой, — что для того чтобы не было скучно,
надо не думать, что будет скучно. Это всё равно, как не
надо бояться, что не заснешь, если боишься бессонницы. Это самое и сказала
вам Анна Аркадьевна.
— Я очень рад, что
вы приехали, — сказал
он, садясь подле нее, и, очевидно желая сказать что-то,
он запнулся. Несколько раз
он хотел начать говорить, но останавливался. Несмотря на то, что, готовясь к этому свиданью, она учила себя презирать и обвинять
его, она не знала, что сказать
ему, и ей было жалко
его. И так молчание продолжалось довольно долго. — Сережа здоров? — сказал
он и, не дожидаясь ответа, прибавил: — я не буду обедать дома нынче, и сейчас мне
надо ехать.
— Так
вы как же полагаете? — спросил
он, — как же теперь
надо вести хозяйство?
— Зачем же перепортят? Дрянную молотилку, российский топчачек ваш, сломают, а мою паровую не сломают. Лошаденку рассейскую, как это? тасканской породы, что за хвост таскать,
вам испортят, а заведите першеронов или хоть битюков,
их не испортят. И так всё. Нам выше
надо поднимать хозяйство.
— Как же новые условия могут быть найдены? — сказал Свияжский, поев простокваши, закурив папиросу и опять подойдя к спорящим. — Все возможные отношения к рабочей силе определены и изучены, сказал
он. — Остаток варварства — первобытная община с круговою порукой сама собой распадается, крепостное право уничтожилось, остается только свободный труд, и формы
его определены и готовы, и
надо брать
их. Батрак, поденный, фермер — и из этого
вы не выйдете.
— Но я всё-таки не знаю, что
вас удивляет. Народ стоит на такой низкой степени и материального и нравственного развития, что, очевидно,
он должен противодействовать всему, что
ему чуждо. В Европе рациональное хозяйство идет потому, что народ образован; стало быть, у нас
надо образовать народ, — вот и всё.
«Да, я должен был сказать
ему:
вы говорите, что хозяйство наше нейдет потому, что мужик ненавидит все усовершенствования и что
их надо вводить властью; но если бы хозяйство совсем не шло без этих усовершенствований,
вы бы были правы; но
оно идет, и идет только там, где рабочий действует сообразно с своими привычками, как у старика на половине дороги.
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте!
Он еще не приехал.
Вы оттого говорите, что не простит, что
вы не знаете
его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало.
Его глаза,
надо знать, у Сережи точно такие же, и я
их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут.
Он бы не забыл.
Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с
ним лечь.
—
Вы вступаете в пору жизни, — продолжал священник, — когда
надо избрать путь и держаться
его. Молитесь Богу, чтоб
он по своей благости помог
вам и помиловал, — заключил
он. «Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия, да простит ти чадо»… И, окончив разрешительную молитву, священник благословил и отпустил
его.
— Я боюсь, что
вам здесь не совсем хорошо, — сказала она отворачиваясь от
его пристального взгляда и оглядывая комнату. —
Надо будет спросить у хозяина другую комнату, — сказала она мужу, — и потом чтобы нам ближе быть.
— Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о котором
вы говорили — стыдиться того, что есть высшая высота христианина: кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня
вы не можете.
Надо благодарить
Его и просить
Его о помощи. В
Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь, — сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию.
—
Вам кого
надо? — спросил
он.
— Да,
он легкомыслен очень, — сказала княгиня, обращаясь к Сергею Ивановичу. — Я хотела именно просить
вас поговорить
ему, что ей (она указала на Кити) невозможно оставаться здесь, а непременно
надо приехать в Москву.
Он говорит выписать доктора…
— Я очень рад, поедем. А
вы охотились уже нынешний год? — сказал Левин Весловскому, внимательно оглядывая
его ногу, но с притворною приятностью, которую так знала в
нем Кити и которая так не шла
ему. — Дупелей не знаю найдем ли, а бекасов много. Только
надо ехать рано.
Вы не устанете? Ты не устал, Стива?
— C’est devenu tellement commun les écoles, [Школы стали слишком обычным делом,] — сказал Вронский. —
Вы понимаете, не от этого, но так, я увлекся. Так сюда
надо в больницу, — обратился
он к Дарье Александровне, указывая на боковой выход из аллеи.
— Отжившее-то отжившее, а всё бы с
ним надо обращаться поуважительнее. Хоть бы Снетков… Хороши мы, нет ли, мы тысячу лет росли. Знаете, придется если
вам пред домом разводить садик, планировать, и растет у
вас на этом месте столетнее дерево…
Оно, хотя и корявое и старое, а всё
вы для клумбочек цветочных не срубите старика, а так клумбочки распланируете, чтобы воспользоваться деревом.
Его в год не вырастишь, — сказал
он осторожно и тотчас же переменил разговор. — Ну, а ваше хозяйство как?
— Да вот я
вам скажу, — продолжал помещик. — Сосед купец был у меня. Мы прошлись по хозяйству, по саду. «Нет, — говорит, — Степан Васильич, всё у
вас в порядке идет, но садик в забросе». А
он у меня в порядке. «На мой разум, я бы эту липу срубил. Только в сок
надо. Ведь
их тысяча лип, из каждой два хороших лубка выйдет. А нынче лубок в цене, и струбов бы липовеньких нарубил».
— Что
вам надо? — спросила она
его по-французски.