Неточные совпадения
— Я не могу допустить, — сказал Сергей Иванович с обычною ему ясностью и отчетливостью выражения и изяществом дикции, — я не могу
ни в
каком случае согласиться с Кейсом, чтобы всё мое представление
о внешнем мире вытекало из впечатлений. Самое основное понятие бытия получено мною не чрез ощущение, ибо нет и специального органа для передачи этого понятия.
Как ни горько было теперь княгине видеть несчастие старшей дочери Долли, сбиравшейся оставить мужа, волнение
о решавшейся судьбе меньшой дочери поглощало все ее чувства.
К десяти часам, когда она обыкновенно прощалась с сыном и часто сама, пред тем
как ехать на бал, укладывала его, ей стало грустно, что она так далеко от него; и
о чем бы
ни говорили, она нет-нет и возвращалась мыслью к своему кудрявому Сереже. Ей захотелось посмотреть на его карточку и поговорить
о нем. Воспользовавшись первым предлогом, она встала и своею легкою, решительною походкой пошла за альбомом. Лестница наверх в ее комнату выходила на площадку большой входной теплой лестницы.
— Ну, будет
о Сергее Иваныче. Я всё-таки рад тебя видеть. Что там
ни толкуй, а всё не чужие. Ну, выпей же. Расскажи, что ты делаешь? — продолжал он, жадно пережевывая кусок хлеба и наливая другую рюмку. —
Как ты живешь?
— Разве вы не знаете, что вы для меня вся жизнь; но спокойствия я не знаю и не могу вам дать. Всего себя, любовь… да. Я не могу думать
о вас и
о себе отдельно. Вы и я для меня одно. И я не вижу впереди возможности спокойствия
ни для себя,
ни для вас. Я вижу возможность отчаяния, несчастия… или я вижу возможность счастья,
какого счастья!.. Разве оно не возможно? — прибавил он одними губами; но она слышала.
Как ни старался Левин преодолеть себя, он был мрачен и молчалив. Ему нужно было сделать один вопрос Степану Аркадьичу, но он не мог решиться и не находил
ни формы,
ни времени,
как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него в комнате, говоря
о разных пустяках и не будучи в силах спросить, что хотел.
Когда бы, в
какую минуту
ни спросили бы ее,
о чем она думала, она без ошибки могла ответить: об одном,
о своем счастьи и
о своем несчастьи.
Алексей Александрович думал и говорил, что
ни в
какой год у него не было столько служебного дела,
как в нынешний; но он не сознавал того, что он сам выдумывал себе в нынешнем году дела, что это было одно из средств не открывать того ящика, где лежали чувства к жене и семье и мысли
о них и которые делались тем страшнее, чем дольше они там лежали.
Кити еще более стала умолять мать позволить ей познакомиться с Варенькой. И,
как ни неприятно было княгине
как будто делать первый шаг в желании познакомиться с г-жею Шталь, позволявшею себе чем-то гордиться, она навела справки
о Вареньке и, узнав
о ней подробности, дававшие заключить, что не было ничего худого, хотя и хорошего мало, в этом знакомстве, сама первая подошла к Вареньке и познакомилась с нею.
— А знаешь, я
о тебе думал, — сказал Сергей Иванович. — Это
ни на что не похоже, что у вас делается в уезде,
как мне порассказал этот доктор; он очень неглупый малый. И я тебе говорил и говорю: нехорошо, что ты не ездишь на собрания и вообще устранился от земского дела. Если порядочные люди будут удаляться, разумеется, всё пойдет Бог знает
как. Деньги мы платим, они идут на жалованье, а нет
ни школ,
ни фельдшеров,
ни повивальных бабок,
ни аптек, ничего нет.
Достигнув успеха и твердого положения в жизни, он давно забыл об этом чувстве; но привычка чувства взяла свое, и страх за свою трусость и теперь оказался так силен, что Алексей Александрович долго и со всех сторон обдумывал и ласкал мыслью вопрос
о дуэли, хотя и вперед знал, что он
ни в
каком случае не будет драться.
Хотя Алексей Александрович и знал, что он не может иметь на жену нравственного влияния, что из всей этой попытки исправления ничего не выйдет, кроме лжи; хотя, переживая эти тяжелые минуты, он и не подумал
ни разу
о том, чтоб искать руководства в религии, теперь, когда его решение совпадало с требованиями,
как ему казалось, религии, эта религиозная санкция его решения давала ему полное удовлетворение и отчасти успокоение.
Они не знают,
как он восемь лет душил мою жизнь, душил всё, что было во мне живого, что он
ни разу и не подумал
о том, что я живая женщина, которой нужна любовь.
И на охоте, в то время когда он, казалось,
ни о чем не думал, нет-нет, и опять ему вспоминался старик со своею семьей, и впечатление это
как будто требовало к себе не только внимания, но и разрешения чего-то с ним связанного.
Сначала, когда говорилось
о влиянии, которое имеет один народ на другой, Левину невольно приходило в голову то, что он имел сказать по этому предмету; но мысли эти, прежде для него очень важные,
как бы во сне мелькали в его голове и не имели для него теперь
ни малейшего интереса.
Как ни часто и много слышали оба
о примете, что кто первый ступит на ковер, тот будет главой в семье,
ни Левин,
ни Кити не могли об этом вспомнить, когда они сделали эти несколько шагов.
Как ни низко он ценил способность понимания искусства Голенищевым,
как ни ничтожно было то справедливое замечание
о верности выражения лица Пилата
как чиновника,
как ни обидно могло бы ему показаться высказывание первого такого ничтожного замечания, тогда
как не говорилось
о важнейших, Михайлов был в восхищении от этого замечания.
Как всегда, оказалось, что после вопроса
о том, в
какую цену им угодно нумер,
ни одного хорошего нумера не было: один хороший нумер был занят ревизором железной дороги, другой — адвокатом из Москвы, третий — княгинею Астафьевой из деревни.
Мать и невестка встретили его
как обыкновенно; они расспрашивали его
о поездке за границу, говорили об общих знакомых, но
ни словом не упомянули
о его связи с Анной.
Как ни сильно желала Анна свиданья с сыном,
как ни давно думала
о том и готовилась к тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало на нее. Вернувшись в свое одинокое отделение в гостинице, она долго не могла понять, зачем она здесь. «Да, всё это кончено, и я опять одна», сказала она себе и, не снимая шляпы, села на стоявшее у камина кресло. Уставившись неподвижными глазами на бронзовые часы, стоявшие на столе между окон, она стала думать.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время,
как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать
о ней. Воспоминания
о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она
ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
— Это игрушка, — перебил его Левин. — Мировые судьи нам не нужны. Я в восемь лет не имел
ни одного дела. А
какое имел, то было решено навыворот. Мировой судья от меня в сорока верстах. Я должен
о деле, которое стоит два рубля, посылать поверенного, который стоит пятнадцать.
Хоры были полны нарядных дам, перегибавшихся через перила и старавшихся не проронить
ни одного слова из того, что говорилось внизу. Около дам сидели и стояли элегантные адвокаты, учителя гимназии в очках и офицеры. Везде говорилось
о выборах и
о том,
как измучался предводитель и
как хороши были прения; в одной группе Левин слышал похвалу своему брату. Одна дама говорила адвокату...
Как ни хорошо она была настроена, упоминание
о поездке на дачу к матери кольнуло ее.
Ни у кого не спрашивая
о ней, неохотно и притворно-равнодушно отвечая на вопросы своих друзей
о том,
как идет его книга, не спрашивая даже у книгопродавцев,
как покупается она, Сергей Иванович зорко, с напряженным вниманием следил за тем первым впечатлением,
какое произведет его книга в обществе и в литературе.
В среде людей, к которым принадлежал Сергей Иванович, в это время
ни о чем другом не говорили и не писали,
как о Славянском вопросе и Сербской войне. Всё то, что делает обыкновенно праздная толпа, убивая время, делалось теперь в пользу Славян. Балы, концерты, обеды, спичи, дамские наряды, пиво, трактиры — всё свидетельствовало
о сочувствии к Славянам.
Лежа на спине, он смотрел теперь на высокое, безоблачное небо. «Разве я не знаю, что это — бесконечное пространство, и что оно не круглый свод? Но
как бы я
ни щурился и
ни напрягал свое зрение, я не могу видеть его не круглым и не ограниченным, и, несмотря на свое знание
о бесконечном пространстве, я несомненно прав, когда я вижу твердый голубой свод, я более прав, чем когда я напрягаюсь видеть дальше его».
— Это слово «народ» так неопределенно, — сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один на тысячу, может быть, знают,
о чем идет дело. Остальные же 80 миллионов,
как Михайлыч, не только не выражают своей воли, но не имеют
ни малейшего понятия,
о чем им надо бы выражать свою волю.
Какое же мы имеем право говорить, что это воля народа?