Неточные совпадения
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич
не мог вынести
без боли в ногах даже короткого молебна и
не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить было бы очень весело.
— Ты пойми, — сказал он, — что это
не любовь. Я был влюблен, но это
не то. Это
не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной. Ведь я уехал, потому что решил, что этого
не может быть, понимаешь, как счастья, которого
не бывает на земле; но я бился с собой и вижу, что
без этого нет жизни. И надо решить…
— Да, я его знаю. Я
не могла без жалости смотреть на него. Мы его обе знаем. Он добр, но он горд, а теперь так унижен. Главное, что меня тронуло… — (и тут Анна угадала главное, что
могло тронуть Долли) — его мучают две вещи: то, что ему стыдно детей, и то, что он, любя тебя… да, да, любя больше всего на свете, — поспешно перебила она хотевшую возражать Долли, — сделал тебе больно, убил тебя. «Нет, нет, она
не простит», всё говорит он.
Любовь к женщине он
не только
не мог себе представить
без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому
не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
Когда он вошел в маленькую гостиную, где всегда пил чай, и уселся в своем кресле с книгою, а Агафья Михайловна принесла ему чаю и со своим обычным: «А я сяду, батюшка», села на стул у окна, он почувствовал что, как ни странно это было, он
не расстался с своими мечтами и что он
без них жить
не может.
Как будто слезы были та необходимая мазь,
без которой
не могла итти успешно машина взаимного общения между двумя сестрами, — сестры после слез разговорились
не о том, что занимало их; но, и говоря о постороннем, они поняли друг друга.
Кити замялась; она хотела далее сказать, что с тех пор, как с ней сделалась эта перемена, Степан Аркадьич ей стал невыносимо неприятен и что она
не может видеть его
без представлений самых грубых и безобразных.
Обдумав всё, полковой командир решил оставить дело
без последствий, но потом ради удовольствия стал расспрашивать Вронского о подробностях его свиданья и долго
не мог удержаться от смеха, слушая рассказ Вронского о том, как затихавший титулярный советник вдруг опять разгорался, вспоминая подробности дела, и как Вронский, лавируя при последнем полуслове примирения, ретировался, толкая вперед себя Петрицкого.
— Да что же? У Гримма есть басня: человек
без тени, человек лишен тени. И это ему наказанье за что-то. Я никогда
не мог понять, в чем наказанье. Но женщине должно быть неприятно
без тени.
Всё это она говорила весело, быстро и с особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь
не приписывал этому тону ее никакого значения. Он слышал только ее слова и придавал им только тот прямой смысл, который они имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо. Во всем разговоре этом
не было ничего особенного, но никогда после
без мучительной боли стыда Анна
не могла вспомнить всей этой короткой сцены.
—…мрет
без помощи? Грубые бабки замаривают детей, и народ коснеет в невежестве и остается во власти всякого писаря, а тебе дано в руки средство помочь этому, и ты
не помогаешь, потому что, по твоему, это
не важно. И Сергей Иванович поставил ему дилемму: или ты так неразвит, что
не можешь видеть всего, что
можешь сделать, или ты
не хочешь поступиться своим спокойствием, тщеславием, я
не знаю чем, чтоб это сделать.
Алексей Александрович
без ужаса
не мог подумать о пистолете, на него направленном, и никогда в жизни
не употреблял никакого оружия.
Без сомнения, он никогда
не будет в состоянии возвратить ей своего уважения; но
не было и
не могло быть никаких причин ему расстроивать свою жизнь и страдать вследствие того, что она была дурная и неверная жена.
«После того, что произошло, я
не могу более оставаться в вашем доме. Я уезжаю и беру с собою сына. Я
не знаю законов и потому
не знаю, с кем из родителей должен быть сын; но я беру его с собой, потому что
без него я
не могу жить. Будьте великодушны, оставьте мне его».
Он
не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я
не брошу сына,
не могу бросить сына, что
без сына
не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я
не в силах буду сделать этого».
Было возможно и должно одно, на что Вронский и решился
без минуты колебания: занять деньги у ростовщика, десять тысяч, в чем
не может быть затруднения, урезать вообще свои расходы и продать скаковых лошадей.
—
Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. —
Не скажу, чтобы
не стоило жить
без этого, но было бы скучно. Разумеется, я,
может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и что в моих руках власть, какая бы она ни была, если будет, то будет лучше, чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем я больше доволен.
Левину ясно было, что Свияжский знает такой ответ на жалобы помещика, который сразу уничтожит весь смысл его речи, но что по своему положению он
не может сказать этого ответа и слушает
не без удовольствия комическую речь помещика.
Он чувствовал, что,
не ответив на письмо Дарьи Александровны, своею невежливостью, о которой он
без краски стыда
не мог вспомнить, он сжег свои корабли и никогда уж
не поедет к ним.
Все те вопросы о том, например, почему бывают неурожаи, почему жители держатся своих верований и т. п., вопросы, которые
без удобства служебной машины
не разрешаются и
не могут быть разрешены веками, получили ясное, несомненное разрешение.
Они возобновили разговор, шедший за обедом: о свободе и занятиях женщин. Левин был согласен с мнением Дарьи Александровны, что девушка,
не вышедшая замуж, найдет себе дело женское в семье. Он подтверждал это тем, что ни одна семья
не может обойтись
без помощницы, что в каждой, бедной и богатой семье есть и должны быть няньки, наемные или родные.
— Нет, — сказала Кити, покраснев, но тем смелее глядя на него своими правдивыми глазами, — девушка
может быть так поставлена, что
не может без унижения войти в семью, а сама…
Он
не ел целый день,
не спал две ночи, провел несколько часов раздетый на морозе и чувствовал себя
не только свежим и здоровым как никогда, но он чувствовал себя совершенно независимым от тела: он двигался
без усилия мышц и чувствовал, что всё
может сделать.
Когда графиня Нордстон позволила себе намекнуть о том, что она желала чего-то лучшего, то Кити так разгорячилась и так убедительно доказала, что лучше Левина ничего
не может быть на свете, что графиня Нордстон должна была признать это и в присутствии Кити
без улыбки восхищения уже
не встречала Левина.
А я
не могу жить
без этого.
«Никакой надобности, — подумала она, — приезжать человеку проститься с тою женщиной, которую он любит, для которой хотел погибнуть и погубить себя и которая
не может жить
без него. Нет никакой надобности!» Она сжала губы и опустила блестящие глаза на его руки с напухшими жилами, которые медленно потирали одна другую.
— Нисколько, — сказал он, — позволь. Ты
не можешь видеть своего положения, как я. Позволь мне сказать откровенно свое мнение. — Опять он осторожно улыбнулся своею миндальною улыбкой. — Я начну сначала: ты вышла замуж за человека, который на двадцать лет старше тебя. Ты вышла замуж
без любви или
не зная любви. Это была ошибка, положим.
— Но он видит это и знает. И разве ты думаешь, что он
не менее тебя тяготится этим? Ты мучишься, он мучится, и что же
может выйти из этого? Тогда как развод развязывает всё, —
не без усилия высказал Степан Аркадьич главную мысль и значительно посмотрел на нее.
Левин
не хотел его разочаровывать в том, что где-нибудь
может быть что-нибудь хорошее
без нее, и потому ничего
не сказал.
Но потом, когда Голенищев стал излагать свои мысли и Вронский
мог следить за ним, то, и
не зная Двух Начал, он
не без интереса слушал его, так как Голенищев говорил хорошо.
Алексей Александрович хотел упомянуть про счет, который принесли ему, но голос его задрожал, и он остановился. Про этот счет, на синей бумаге, за шляпку, ленты, он
не мог вспомнить
без жалости к самому себе.
— Как ты одеваешься
без меня? Как… — хотела она начать говорить просто и весело, но
не могла и опять отвернулась.
— А, Вронский! Когда же в полк? Мы тебя
не можем отпустить
без пира. Ты самый коренной наш, — сказал полковой командир.
Агафья Михайловна, которой прежде было поручено это дело, считая, что то, что делалось в доме Левиных,
не могло быть дурно, всё-таки налила воды в клубнику и землянику, утверждая, что это невозможно иначе; она была уличена в этом, и теперь варилась малина при всех, и Агафья Михайловна должна была быть приведена к убеждению, что и
без воды варенье выйдет хорошо.
— Да вот, как вы сказали, огонь блюсти. А то
не дворянское дело. И дворянское дело наше делается
не здесь, на выборах, а там, в своем углу. Есть тоже свой сословный инстинкт, что должно или
не должно. Вот мужики тоже, посмотрю на них другой раз: как хороший мужик, так хватает земли нанять сколько
может. Какая ни будь плохая земля, всё пашет. Тоже
без расчета. Прямо в убыток.
Она
без ужаса
не могла подумать, куда в таких случаях ездили мужчины.
― Вы говорите ― нравственное воспитание. Нельзя себе представить, как это трудно! Только что вы побороли одну сторону, другие вырастают, и опять борьба. Если
не иметь опоры в религии, ― помните, мы с вами говорили, ― то никакой отец одними своими силами
без этой помощи
не мог бы воспитывать.
— Да, это очень верно, — сказал он, когда Алексей Александрович, сняв pince-nez,
без которого он
не мог читать теперь, вопросительно посмотрел на бывшего шурина, — это очень верно в подробностях, но всё-таки принцип нашего времени — свобода.
Вронский назвал гостей. — Обед был прекрасный, и гонка лодок, и всё это было довольно мило, но в Москве
не могут без ridicule. [смешного.] Явилась какая-то дама, учительница плаванья Шведской королевы, и показывала свое искусство.
— Никогда
не спрашивал себя, Анна Аркадьевна, жалко или
не жалко. Ведь мое всё состояние тут, — он показал на боковой карман, — и теперь я богатый человек; а нынче поеду в клуб и,
может быть, выйду нищим. Ведь кто со мной садится — тоже хочет оставить меня
без рубашки, а я его. Ну, и мы боремся, и в этом-то удовольствие.
Разве я
не могу жить
без него?» И,
не отвечая на вопрос, как она будет жить
без него, она стала читать вывески.
— Он пишет, что
не может понять, чего именно хочет Алексей Александрович, но что он
не уедет
без ответа.
Другое было то, что, прочтя много книг, он убедился, что люди, разделявшие с ним одинаковые воззрения, ничего другого
не подразумевали под ними и что они, ничего
не объясняя, только отрицали те вопросы,
без ответа на которые он чувствовал, что
не мог жить, а старались разрешить совершенно другие,
не могущие интересовать его вопросы, как, например, о развитии организмов, о механическом объяснении души и т. п.
«
Без знания того, что я такое и зачем я здесь, нельзя жить. А знать я этого
не могу, следовательно, нельзя жить», говорил себе Левин.
«И разве
не то же делают все теории философские, путем мысли странным, несвойственным человеку, приводя его к знанию того, что он давно знает и так верно знает, что
без того и жить бы
не мог? Разве
не видно ясно в развитии теории каждого философа, что он вперед знает так же несомненно, как и мужик Федор, и ничуть
не яснее его главный смысл жизни и только сомнительным умственным путем хочет вернуться к тому, что всем известно?»
— Но князь говорит
не о помощи, — сказал Левин, заступаясь за тестя, — а об войне. Князь говорит, что частные люди
не могут принимать участия в войне
без разрешения правительства.