Неточные совпадения
В глазах родных он
не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться
для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего
не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Степан Аркадьич улыбнулся. Он так знал это чувство Левина, знал, что
для него все девушки в мире разделяются на два сорта: один сорт — это все девушки в мире, кроме ее, и эти девушки
имеют все человеческие слабости, и девушки очень обыкновенные; другой сорт — она одна,
не имеющая никаких слабостей и превыше всего человеческого.
Княгиня же, со свойственною женщинам привычкой обходить вопрос, говорила, что Кити слишком молода, что Левин ничем
не показывает, что
имеет серьезные намерения, что Кити
не имеет к нему привязанности, и другие доводы; но
не говорила главного, того, что она ждет лучшей партии
для дочери, и что Левин несимпатичен ей, и что она
не понимает его.
Они и понятия
не имеют о том, что такое счастье, они
не знают, что без этой любви
для нас ни счастья, ни несчастья — нет жизни», думал он.
— Самолюбия, — сказал Левин, задетый за живое словами брата, — я
не понимаю. Когда бы в университете мне сказали, что другие понимают интегральное вычисление, а я
не понимаю, тут самолюбие. Но тут надо быть убежденным прежде, что нужно
иметь известные способности
для этих дел и, главное, в том, что все эти дела важны очень.
Не так хороша, как она бывало хотела быть хороша на бале, но хороша
для той цели, которую она теперь
имела в виду.
— Алексей сделал нам ложный прыжок, — сказала она по-французски, — он пишет, что
не может быть, — прибавила она таким естественным, простым тоном, как будто ей никогда и
не могло приходить в голову, чтобы Вронский
имел для Анны какое-нибудь другое значение как игрока в крокет.
К первому разряду относились долги, которые надо было сейчас же заплатить или, во всяком случае,
для уплаты которых надо было
иметь готовые деньги, чтобы при требовании
не могло быть минуты замедления.
Если бы Левин
не имел свойства объяснять себе людей с самой хорошей стороны, характер Свияжского
не представлял бы
для него никакого затруднения и вопроса; он бы сказал себе: дурак или дрянь, и всё бы было ясно.
Левин старался чрез нее выпытать решение той
для него важной загадки, которую представлял ее муж; но он
не имел полной свободы мыслей, потому что ему было мучительно неловко.
Каренины, муж и жена, продолжали жить в одном доме, встречались каждый день, но были совершенно чужды друг другу. Алексей Александрович за правило поставил каждый день видеть жену,
для того чтобы прислуга
не имела права делать предположения, но избегал обедов дома. Вронский никогда
не бывал в доме Алексея Александровича, но Анна видала его вне дома, и муж знал это.
Он даже
не имел никаких планов и целей
для будущей жизни; он предоставлял решение этого другим, зная, что всё будет прекрасно.
— Я
не понимаю, как они могут так грубо ошибаться. Христос уже
имеет свое определенное воплощение в искусстве великих стариков. Стало быть, если они хотят изображать
не Бога, а революционера или мудреца, то пусть из истории берут Сократа, Франклина, Шарлоту Корде, но только
не Христа. Они берут то самое лицо, которое нельзя брать
для искусства, а потом…
Слово талант, под которым они разумели прирожденную, почти физическую способность, независимую от ума и сердца, и которым они хотели назвать всё, что переживаемо было художником, особенно часто встречалось в их разговоре, так как оно им было необходимо,
для того чтобы называть то, о чем они
не имели никакого понятия, но хотели говорить.
Доказательством того, что деятельность ее и Агафьи Михайловны была
не инстинктивная, животная, неразумная, было то, что, кроме физического ухода, облегчения страданий, и Агафья Михайловна и Кити требовали
для умирающего еще чего-то такого, более важного, чем физический уход, и чего-то такого, что
не имело ничего общего с условиями физическими.
Не давая себе отчета,
для чего он это делает, он все силы своей души напрягал в эти два дня только на то, чтоб
иметь вид спокойный и даже равнодушный.
Отвечая на вопросы о том, как распорядиться с вещами и комнатами Анны Аркадьевны, он делал величайшие усилия над собой, чтоб
иметь вид человека,
для которого случившееся событие
не было непредвиденным и
не имеет в себе ничего, выходящего из ряда обыкновенных событий, и он достигал своей цели: никто
не мог заметить в нем признаков отчаяния.
Правда, что легкость и ошибочность этого представления о своей вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он знал, что когда он, вовсе
не думая о том, что его прощение есть действие высшей силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что в его душе живет Христос и что, подписывая бумаги, он исполняет Его волю; но
для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо в его унижении
иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
— Вы бы лучше думали о своей работе, а именины никакого значения
не имеют для разумного существа. Такой же день, как и другие, в которые надо работать.
Это важно», говорил себе Сергей Иванович, чувствуя вместе с тем, что это соображение
для него лично
не могло
иметь никакой важности, а разве только портило в глазах других людей его поэтическую роль.
Другое: она была
не только далека от светскости, но, очевидно,
имела отвращение к свету, а вместе с тем знала свет и
имела все те приемы женщины хорошего общества, без которых
для Сергея Ивановича была немыслима подруга жизни.
Левину было досадно и то, что ему помешали стрелять, и то, что увязили его лошадей, и то, главное, что,
для того чтобы выпростать лошадей, отпречь их, ни Степан Аркадьич, ни Весловский
не помогали ему и кучеру, так как
не имели ни тот, ни другой ни малейшего понятия, в чем состоит запряжка.
— Да, но ты
не забудь, чтò ты и чтò я… И кроме того, — прибавила Анна, несмотря на богатство своих доводов и на бедность доводов Долли, как будто всё-таки сознаваясь, что это нехорошо, — ты
не забудь главное, что я теперь нахожусь
не в том положении, как ты.
Для тебя вопрос: желаешь ли ты
не иметь более детей, а
для меня: желаю ли
иметь я их. И это большая разница. Понимаешь, что я
не могу этого желать в моем положении.
Хотя он и должен был признать, что в восточной, самой большой части России рента еще нуль, что заработная плата выражается
для девяти десятых восьмидесятимиллионного русского населения только пропитанием самих себя и что капитал еще
не существует иначе, как в виде самых первобытных орудий, но он только с этой точки зрения рассматривал всякого рабочего, хотя во многом и
не соглашался с экономистами и
имел свою новую теорию о заработной плате, которую он и изложил Левину.
Раздражение, разделявшее их,
не имело никакой внешней причины, и все попытки объяснения
не только
не устраняли, но увеличивали его. Это было раздражение внутреннее, имевшее
для нее основанием уменьшение его любви,
для него — раскаяние в том, что он поставил себя ради ее в тяжелое положение, которое она, вместо того чтоб облегчить, делает еще более тяжелым. Ни тот, ни другой
не высказывали причины своего раздражения, но они считали друг друга неправыми и при каждом предлоге старались доказать это друг другу.
Не имея еще предмета
для ревности, она отыскивала его.
—
Для тебя это
не имеет смысла, потому что до меня тебе никакого дела нет. Ты
не хочешь понять моей жизни. Одно, что меня занимало здесь, — Ганна. Ты говоришь, что это притворство. Ты ведь говорил вчера, что я
не люблю дочь, а притворяюсь, что люблю эту Англичанку, что это ненатурально; я бы желала знать, какая жизнь
для меня здесь может быть натуральна!
— О, нет! — как будто с трудом понимая, — сказал Вронский. — Если вам всё равно, то будемте ходить. В вагонах такая духота. Письмо? Нет, благодарю вас;
для того чтоб умереть,
не нужно рекомендаций. Нешто к Туркам… — сказал он, улыбнувшись одним ртом. Глаза продолжали
иметь сердито-страдающее выражение.
«Что бы я был такое и как бы прожил свою жизнь, если б
не имел этих верований,
не знал, что надо жить
для Бога, а
не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни,
не существовало бы
для меня». И, делая самые большие усилия воображения, он всё-таки
не мог представить себе того зверского существа, которое бы был он сам, если бы
не знал того,
для чего он жил.