Неточные совпадения
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы, Русские, всегда так.
Может быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что дай эти же
права, как наши земские учреждения, другому европейскому народу, — Немцы и Англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся.
— Хорошо тебе так говорить; это всё равно, как этот Диккенсовский господин который перебрасывает левою рукой через
правое плечо все затруднительные вопросы. Но отрицание факта — не ответ. Что ж делать, ты мне скажи, что делать? Жена стареется, а ты полн жизни. Ты не успеешь оглянуться, как ты уже чувствуешь, что ты не
можешь любить любовью жену, как бы ты ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и ты пропал, пропал! — с унылым отчаянием проговорил Степан Аркадьич.
— О моралист! Но ты пойми, есть две женщины: одна настаивает только на своих
правах, и
права эти твоя любовь, которой ты не
можешь ей дать; а другая жертвует тебе всем и ничего не требует. Что тебе делать? Как поступить? Тут страшная драма.
— А впрочем,
может быть, ты и
прав. Очень
может быть… Но я не знаю, решительно не знаю.
Она была
права, потому что, действительно, Левин терпеть ее не
мог и презирал за то, чем она гордилась и что ставила себе в достоинство, — за ее нервность, за ее утонченное презрение и равнодушие ко всему грубому и житейскому.
— Извините меня, графиня, — но я,
право, ничего этого не знаю и ничего не
могу вам сказать, — сказал он и оглянулся на входившего вслед за дамой военного.
— Входить во все подробности твоих чувств я не имею
права и вообще считаю это бесполезным и даже вредным, — начал Алексей Александрович. — Копаясь в своей душе, мы часто выкапываем такое, что там лежало бы незаметно. Твои чувства — это дело твоей совести; но я обязан пред тобою, пред собой и пред Богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана, и связана не людьми, а Богом. Разорвать эту связь
может только преступление, и преступление этого рода влечет за собой тяжелую кару.
— Я только хочу сказать, что те
права, которые меня… мой интерес затрагивают, я буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти
права, защищать мои
права образования, свободы. Я понимаю военную повинность, которая затрагивает судьбу моих детей, братьев и меня самого; я готов обсуждать то, что меня касается; но судить, куда распределить сорок тысяч земских денег, или Алешу-дурачка судить, — я не понимаю и не
могу.
— Я думаю, — сказал Константин, — что никакая деятельность не
может быть прочна, если она не имеет основы в личном интересе. Это общая истина, философская, — сказал он, с решительностью повторяя слово философская, как будто желая показать, что он тоже имеет
право, как и всякий, говорить о философии.
— Я нахожу, что ты
прав отчасти. Разногласие наше заключается в том, что ты ставишь двигателем личный интерес, а я полагаю, что интерес общего блага должен быть у всякого человека, стоящего на известной степени образования.
Может быть, ты и
прав, что желательнее была бы заинтересованная материально деятельность. Вообще ты натура слишком ргіmesautière, [импульсивная,] как говорят Французы; ты хочешь страстной, энергической деятельности или ничего.
Он останется
прав, а меня, погибшую, еще хуже, еще ниже погубит…» «Вы сами
можете предположить то, что ожидает вас и вашего сына», вспомнила она слова из письма.
— Мне нужно, чтоб я не встречал здесь этого человека и чтобы вы вели себя так, чтобы ни свет, ни прислуга не
могли обвинить вас… чтобы вы не видали его. Кажется, это не много. И за это вы будете пользоваться
правами честной жены, не исполняя ее обязанностей. Вот всё, что я имею сказать вам. Теперь мне время ехать. Я не обедаю дома.
В женском вопросе он был на стороне крайних сторонников полной свободы женщин и в особенности их
права на труд, но жил с женою так, что все любовались их дружною бездетною семейною жизнью, и устроил жизнь своей жены так, что она ничего не делала и не
могла делать, кроме общей с мужем заботы, как получше и повеселее провести время.
«Это,
может быть, неважно было при крепостном
праве или не важно в Англии.
— Как же новые условия
могут быть найдены? — сказал Свияжский, поев простокваши, закурив папиросу и опять подойдя к спорящим. — Все возможные отношения к рабочей силе определены и изучены, сказал он. — Остаток варварства — первобытная община с круговою порукой сама собой распадается, крепостное
право уничтожилось, остается только свободный труд, и формы его определены и готовы, и надо брать их. Батрак, поденный, фермер — и из этого вы не выйдете.
— А, великодушие! ― сказал Николай и улыбнулся. ― Если тебе хочется быть
правым, то
могу доставить тебе это удовольствие, Ты
прав, но я всё-таки уеду!
— Да, да! — говорил он. Очень
может быть, что ты
прав, — сказал он. — Но я рад, что ты в бодром духе: и за медведями ездишь, и работаешь, и увлекаешься. А то мне Щербацкий говорил — он тебя встретил, — что ты в каком-то унынии, всё о смерти говоришь…
— Но если женщины, как редкое исключение, и
могут занимать эти места, то, мне кажется, вы неправильно употребили выражение «
правà». Вернее бы было сказать: обязанности. Всякий согласится, что, исполняя какую-нибудь должность присяжного, гласного, телеграфного чиновника, мы чувствуем, что исполняем обязанность. И потому вернее выразиться, что женщины ищут обязанностей, и совершенно законно. И можно только сочувствовать этому их желанию помочь общему мужскому труду.
— Он сказал, что страдает за тебя и зa себя.
Может быть, ты скажешь, что это эгоизм, но такой законный и благородный эгоизм! Ему хочется, во-первых, узаконить свою дочь и быть твоим мужем, иметь
право на тебя.
Нужно было на его место поставить свежего, современного, дельного человека, совершенно нового, и повести дело так, чтоб извлечь из всех дарованных дворянству, не как дворянству, а как элементу земства,
прав те выгоды самоуправления, какие только
могли быть извлечены.
— Я не говорю об этом, об этом… — гадливо перебил его Алексей Александрович. — Но,
может быть, я обещал то, чего я не имел
права обещать.
—
Может быть, она и
права.
Лежа на спине, он смотрел теперь на высокое, безоблачное небо. «Разве я не знаю, что это — бесконечное пространство, и что оно не круглый свод? Но как бы я ни щурился и ни напрягал свое зрение, я не
могу видеть его не круглым и не ограниченным, и, несмотря на свое знание о бесконечном пространстве, я несомненно
прав, когда я вижу твердый голубой свод, я более
прав, чем когда я напрягаюсь видеть дальше его».
— Это слово «народ» так неопределенно, — сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один на тысячу,
может быть, знают, о чем идет дело. Остальные же 80 миллионов, как Михайлыч, не только не выражают своей воли, но не имеют ни малейшего понятия, о чем им надо бы выражать свою волю. Какое же мы имеем
право говорить, что это воля народа?
Он не
мог согласиться с тем, что десятки людей, в числе которых и брат его, имели
право на основании того, что им рассказали сотни приходивших в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они с газетами выражают волю и мысль народа, и такую мысль, которая выражается в мщении и убийстве.
«Разве я не знаю, что звезды не ходят? — спросил он себя, глядя на изменившую уже свое положение к высшей ветке березы яркую планету. — Но я, глядя на движение звезд, не
могу представить себе вращения земли, и я
прав, говоря, что звезды ходят».
Неточные совпадения
Лука Лукич. Не
могу, не
могу, господа. Я, признаюсь, так воспитан, что, заговори со мною одним чином кто-нибудь повыше, у меня просто и души нет и язык как в грязь завязнул. Нет, господа, увольте,
право, увольте!
Хлестаков.
Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не
могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
— Анна Андреевна именно ожидала хорошей партии для своей дочери, а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она хотела», — и так,
право, обрадовалась, что не
могла говорить.
Стародум. Благодарение Богу, что человечество найти защиту
может! Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где знает он, в чем его истинная слава, там человечеству не
могут не возвращаться его
права. Там все скоро ощутят, что каждый должен искать своего счастья и выгод в том одном, что законно… и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
Одет в военного покроя сюртук, застегнутый на все пуговицы, и держит в
правой руке сочиненный Бородавкиным"Устав о неуклонном сечении", но, по-видимому, не читает его, а как бы удивляется, что
могут существовать на свете люди, которые даже эту неуклонность считают нужным обеспечивать какими-то уставами.