Неточные совпадения
— Я не
могу допустить, — сказал Сергей Иванович с обычною ему ясностью
и отчетливостью выражения
и изяществом дикции, — я не
могу ни
в каком случае согласиться с Кейсом, чтобы всё мое представление о внешнем
мире вытекало из впечатлений. Самое основное понятие бытия получено мною не чрез ощущение, ибо нет
и специального органа для передачи этого понятия.
Детскость выражения ее лица
в соединении с тонкой красотою стана составляли ее особенную прелесть, которую он хорошо помнил: но, что всегда, как неожиданность, поражало
в ней, это было выражение ее глаз, кротких, спокойных
и правдивых,
и в особенности ее улыбка, всегда переносившая Левина
в волшебный
мир, где он чувствовал себя умиленным
и смягченным, каким он
мог запомнить себя
в редкие дни своего раннего детства.
Pluck, то есть энергии
и смелости, Вронский не только чувствовал
в себе достаточно, но, что гораздо важнее, он был твердо убежден, что ни у кого
в мире не
могло быть этого pluck больше, чем у него.
— Да что же, я не перестаю думать о смерти, — сказал Левин. Правда, что умирать пора.
И что всё это вздор. Я по правде тебе скажу: я мыслью своею
и работой ужасно дорожу, но
в сущности — ты подумай об этом: ведь весь этот
мир наш — это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы думаем, что у нас
может быть что-нибудь великое, — мысли, дела! Всё это песчинки.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу
и легла
в постель. Ей всею душой было жалко Анну
в то время, как она говорила с ней; но теперь она не
могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме
и детях с особенною, новою для нее прелестью,
в каком-то новом сиянии возникали
в ее воображении. Этот ее
мир показался ей теперь так дорог
и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день
и решила, что завтра непременно уедет.
Некоторые отделы этой книги
и введение были печатаемы
в повременных изданиях,
и другие части были читаны Сергеем Ивановичем людям своего круга, так что мысли этого сочинения не
могли быть уже совершенной новостью для публики; но всё-таки Сергей Иванович ожидал, что книга его появлением своим должна будет произвести серьезное впечатление на общество
и если не переворот
в науке, то во всяком случае сильное волнение
в ученом
мире.
«Нет, я понял его
и совершенно так, как он понимает, понял вполне
и яснее, чем я понимаю что-нибудь
в жизни,
и никогда
в жизни не сомневался
и не
могу усумниться
в этом.
И не я один, а все, весь
мир одно это вполне понимают
и в одном этом не сомневаются
и всегда согласны».
Неточные совпадения
Развращение нравов дошло до того, что глуповцы посягнули проникнуть
в тайну построения
миров и открыто рукоплескали учителю каллиграфии, который, выйдя из пределов своей специальности, проповедовал с кафедры, что
мир не
мог быть сотворен
в шесть дней.
Мы тронулись
в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз
мог разглядеть, она все поднималась
и наконец пропадала
в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала
в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам,
и мне было как-то весело, что я так высоко над
миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества
и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души,
и она делается вновь такою, какой была некогда
и, верно, будет когда-нибудь опять.
Итак, одно желание пользы заставило меня напечатать отрывки из журнала, доставшегося мне случайно. Хотя я переменил все собственные имена, но те, о которых
в нем говорится, вероятно себя узнают,
и,
может быть, они найдут оправдания поступкам,
в которых до сей поры обвиняли человека, уже не имеющего отныне ничего общего с здешним
миром: мы почти всегда извиняем то, что понимаем.
Во мне два человека: один живет
в полном смысле этого слова, другой мыслит
и судит его; первый, быть
может, через час простится с вами
и миром навеки, а второй… второй?..
Самая полнота
и средние лета Чичикова много повредят ему: полноты ни
в каком случае не простят герою,
и весьма многие дамы, отворотившись, скажут: «Фи, такой гадкий!» Увы! все это известно автору,
и при всем том он не
может взять
в герои добродетельного человека, но…
может быть,
в сей же самой повести почуются иные, еще доселе не бранные струны, предстанет несметное богатство русского духа, пройдет муж, одаренный божескими доблестями, или чудная русская девица, какой не сыскать нигде
в мире, со всей дивной красотой женской души, вся из великодушного стремления
и самоотвержения.