Неточные совпадения
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы, Русские, всегда так.
Может быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что дай эти же
права, как наши земские учреждения, другому европейскому народу, — Немцы и Англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся.
— О моралист! Но ты пойми,
есть две женщины: одна настаивает только на своих
правах, и
права эти твоя любовь, которой ты не
можешь ей дать; а другая жертвует тебе всем и ничего не требует. Что тебе делать? Как поступить? Тут страшная драма.
— А впрочем,
может быть, ты и
прав. Очень
может быть… Но я не знаю, решительно не знаю.
Она
была права, потому что, действительно, Левин терпеть ее не
мог и презирал за то, чем она гордилась и что ставила себе в достоинство, — за ее нервность, за ее утонченное презрение и равнодушие ко всему грубому и житейскому.
— Я только хочу сказать, что те
права, которые меня… мой интерес затрагивают, я
буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти
права, защищать мои
права образования, свободы. Я понимаю военную повинность, которая затрагивает судьбу моих детей, братьев и меня самого; я готов обсуждать то, что меня касается; но судить, куда распределить сорок тысяч земских денег, или Алешу-дурачка судить, — я не понимаю и не
могу.
— Я думаю, — сказал Константин, — что никакая деятельность не
может быть прочна, если она не имеет основы в личном интересе. Это общая истина, философская, — сказал он, с решительностью повторяя слово философская, как будто желая показать, что он тоже имеет
право, как и всякий, говорить о философии.
— Я нахожу, что ты
прав отчасти. Разногласие наше заключается в том, что ты ставишь двигателем личный интерес, а я полагаю, что интерес общего блага должен
быть у всякого человека, стоящего на известной степени образования.
Может быть, ты и
прав, что желательнее
была бы заинтересованная материально деятельность. Вообще ты натура слишком ргіmesautière, [импульсивная,] как говорят Французы; ты хочешь страстной, энергической деятельности или ничего.
— Мне нужно, чтоб я не встречал здесь этого человека и чтобы вы вели себя так, чтобы ни свет, ни прислуга не
могли обвинить вас… чтобы вы не видали его. Кажется, это не много. И за это вы
будете пользоваться
правами честной жены, не исполняя ее обязанностей. Вот всё, что я имею сказать вам. Теперь мне время ехать. Я не обедаю дома.
В женском вопросе он
был на стороне крайних сторонников полной свободы женщин и в особенности их
права на труд, но жил с женою так, что все любовались их дружною бездетною семейною жизнью, и устроил жизнь своей жены так, что она ничего не делала и не
могла делать, кроме общей с мужем заботы, как получше и повеселее провести время.
«Это,
может быть, неважно
было при крепостном
праве или не важно в Англии.
— Как же новые условия
могут быть найдены? — сказал Свияжский,
поев простокваши, закурив папиросу и опять подойдя к спорящим. — Все возможные отношения к рабочей силе определены и изучены, сказал он. — Остаток варварства — первобытная община с круговою порукой сама собой распадается, крепостное
право уничтожилось, остается только свободный труд, и формы его определены и готовы, и надо брать их. Батрак, поденный, фермер — и из этого вы не выйдете.
— А, великодушие! ― сказал Николай и улыбнулся. ― Если тебе хочется
быть правым, то
могу доставить тебе это удовольствие, Ты
прав, но я всё-таки уеду!
— Да, да! — говорил он. Очень
может быть, что ты
прав, — сказал он. — Но я рад, что ты в бодром духе: и за медведями ездишь, и работаешь, и увлекаешься. А то мне Щербацкий говорил — он тебя встретил, — что ты в каком-то унынии, всё о смерти говоришь…
— Но если женщины, как редкое исключение, и
могут занимать эти места, то, мне кажется, вы неправильно употребили выражение «
правà». Вернее бы
было сказать: обязанности. Всякий согласится, что, исполняя какую-нибудь должность присяжного, гласного, телеграфного чиновника, мы чувствуем, что исполняем обязанность. И потому вернее выразиться, что женщины ищут обязанностей, и совершенно законно. И можно только сочувствовать этому их желанию помочь общему мужскому труду.
— Он сказал, что страдает за тебя и зa себя.
Может быть, ты скажешь, что это эгоизм, но такой законный и благородный эгоизм! Ему хочется, во-первых, узаконить свою дочь и
быть твоим мужем, иметь
право на тебя.
Нужно
было на его место поставить свежего, современного, дельного человека, совершенно нового, и повести дело так, чтоб извлечь из всех дарованных дворянству, не как дворянству, а как элементу земства,
прав те выгоды самоуправления, какие только
могли быть извлечены.
— Я не говорю об этом, об этом… — гадливо перебил его Алексей Александрович. — Но,
может быть, я обещал то, чего я не имел
права обещать.
—
Может быть, она и
права.
— Это слово «народ» так неопределенно, — сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один на тысячу,
может быть, знают, о чем идет дело. Остальные же 80 миллионов, как Михайлыч, не только не выражают своей воли, но не имеют ни малейшего понятия, о чем им надо бы выражать свою волю. Какое же мы имеем
право говорить, что это воля народа?
Слышал ли он или сам вел ничтожные разговоры, читал ли он или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался как прежде: не спрашивал себя из чего хлопочут люди, когда всё так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не
могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить.
Неточные совпадения
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он
мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не
были, как при нем, но оправдание это не приняли, или, лучше сказать, ответили на него так, что"
правее бы он
был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
Я решился предоставить все выгоды Грушницкому; я хотел испытать его; в душе его
могла проснуться искра великодушия, и тогда все устроилось бы к лучшему; но самолюбие и слабость характера должны
были торжествовать… Я хотел дать себе полное
право не щадить его, если бы судьба меня помиловала. Кто не заключал таких условий с своею совестью?
— Не
может быть! — кричал капитан, — не
может быть! я зарядил оба пистолета; разве что из вашего пуля выкатилась… Это не моя вина! — А вы не имеете
права перезаряжать… никакого
права… это совершенно против правил; я не позволю…
— О, я горько ошибся!.. Я думал, безумный, что по крайней мере эти эполеты дадут мне
право надеяться… Нет, лучше бы мне век остаться в этой презренной солдатской шинели, которой,
может быть, я
был обязан вашим вниманием…
Бог даст, не хуже их доедем: ведь нам не впервые», — и он
был прав: мы точно
могли бы не доехать, однако ж все-таки доехали, и если б все люди побольше рассуждали, то убедились бы, что жизнь не стоит того, чтоб об ней так много заботиться…