Неточные совпадения
Все эти дни Долли была одна с детьми. Говорить
о своем горе она не хотела, а с этим горем на
душе говорить
о постороннем она не могла. Она
знала, что, так или иначе, она Анне выскажет всё, и то ее радовала мысль
о том, как она выскажет, то злила необходимость говорить
о своем унижении с ней, его сестрой, и слышать от нее готовые фразы увещания и утешения.
— Долли, постой, душенька. Я видела Стиву, когда он был влюблен в тебя. Я помню это время, когда он приезжал ко мне и плакал, говоря
о тебе, и какая поэзия и высота была ты для него, и я
знаю, что чем больше он с тобой жил, тем выше ты для него становилась. Ведь мы смеялись бывало над ним, что он к каждому слову прибавлял: «Долли удивительная женщина». Ты для него божество всегда была и осталась, а это увлечение не
души его…
Они не
знают, как он восемь лет
душил мою жизнь,
душил всё, что было во мне живого, что он ни разу и не подумал
о том, что я живая женщина, которой нужна любовь.
Он не считал себя премудрым, но не мог не
знать, что он был умнее жены и Агафьи Михайловны, и не мог не
знать того, что, когда он думал
о смерти, он думал всеми силами
души.
Правда, что легкость и ошибочность этого представления
о своей вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он
знал, что когда он, вовсе не думая
о том, что его прощение есть действие высшей силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что в его
душе живет Христос и что, подписывая бумаги, он исполняет Его волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо в его унижении иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
— Я вас давно
знаю и очень рада
узнать вас ближе. Les amis de nos amis sont nos amis. [Друзья наших друзей — наши друзья.] Но для того чтобы быть другом, надо вдумываться в состояние
души друга, а я боюсь, что вы этого не делаете в отношении к Алексею Александровичу. Вы понимаете,
о чем я говорю, — сказала она, поднимая свои прекрасные задумчивые глаза.
Она
знала, что̀ мучало ее мужа. Это было его неверие. Несмотря на то, что, если бы у нее спросили, полагает ли она, что в будущей жизни он, если не поверит, будет погублен, она бы должна была согласиться, что он будет погублен, — его неверие не делало ее несчастья; и она, признававшая то, что для неверующего не может быть спасения, и любя более всего на свете
душу своего мужа, с улыбкой думала
о его неверии и говорила сама себе, что он смешной.
Неточные совпадения
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых
душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет
знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях.
О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой
души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не
знал ни
о процессе образования рек, ни
о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но был убежден, что стоит только указать: от сих мест до сих — и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево, будет продолжать течь река.
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли
о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому, что
знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает
душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…
Я
знаю, мы скоро разлучимся опять и, может быть, навеки: оба пойдем разными путями до гроба; но воспоминание
о ней останется неприкосновенным в
душе моей; я ей это повторял всегда, и она мне верит, хотя говорит противное.
Я сделался нравственным калекой: одна половина
души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не
знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание
о ней, и я вам прочел ее эпитафию.