Неточные совпадения
— Я помню про детей и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не
знаю, чем я спасу их: тем
ли, что увезу от отца, или тем, что оставлю с развратным отцом, — да, с развратным отцом… Ну, скажите, после того… что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно? Скажите же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой муж, отец моих детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих детей…
— С кореньями,
знаешь? Потом тюрбо под густым соусом, потом…. ростбифу; да смотри, чтобы хорош был. Да каплунов, что
ли, ну и консервов.
— Я сказал вам, что не
знаю, надолго
ли я приехал…. что это от вас зависит…
Теперь, — хорошо
ли это, дурно
ли, — Левин не мог не остаться; ему нужно было
узнать, что за человек был тот, кого она любила.
— А! — начал он радостно. — Давно
ли? Я и не
знал, что ты тут. Очень рад вас видеть.
В том
ли она раскаивалась, что завлекла Левина, или в том, что отказала, — она не
знала.
Это ты
знаешь, — настолько
ли есть, чтобы можно было простить.
«Бог
знает, вполне
ли помирились?» подумала Анна, услышав ее тон, холодный и спокойный.
— Хорошо
ли вы провели ночь? — сказал он, наклоняясь пред нею и пред мужем вместе и предоставляя Алексею Александровичу принять этот поклон на свой счет и
узнать его или не
узнать, как ему будет угодно.
Никто не
знает, и только лакей хозяина на их вопрос: живут
ли наверху мамзели, отвечает, что их тут очень много.
— Я была в молодости влюблена в дьячка, — сказала княгиня Мягкая. — Не
знаю, помогло
ли мне это.
— Друзьями мы не будем, вы это сами
знаете. А будем
ли мы счастливейшими или несчастнейшими из людей, — это в вашей власти.
— Послал Василия с Мишкой, рассевают. Не
знаю только, пролезут
ли: топко.
— Есть, брат! Вот видишь
ли, ты
знаешь тип женщин Оссиановских… женщин, которых видишь во сне… Вот эти женщины бывают на яву… и эти женщины ужасны. Женщина, видишь
ли, это такой предмет, что, сколько ты ни изучай ее, всё будет совершенно новое.
— Да нет, нисколько, и не за что. Я рад, что мы объяснились. А
знаешь, утренняя тяга бывает хороша. Не поехать
ли? Я бы так и не спал, а прямо с тяги на станцию.
Он думал о том, что Анна обещала ему дать свиданье нынче после скачек. Но он не видал ее три дня и, вследствие возвращения мужа из-за границы, не
знал, возможно
ли это нынче или нет, и не
знал, как
узнать это. Он виделся с ней в последний раз на даче у кузины Бетси. На дачу же Карениных он ездил как можно реже. Теперь он хотел ехать туда и обдумывал вопрос, как это сделать.
Это было чувство омерзения к чему-то: к Алексею
ли Александровичу, к себе
ли, ко всему
ли свету, — он не
знал хорошенько.
— Не
знаю, вспомните
ли вы меня, но я должен напомнить себя, чтобы поблагодарить зa вашу доброту к моей дочери, — сказал он ей, сняв шляпу и не надевая её.
Константин Левин, если б у него спросили, любит
ли он народ, решительно не
знал бы, как на это ответить.
Но Константину Левину скучно было сидеть и слушать его, особенно потому, что он
знал, что без него возят навоз на неразлешенное поле и навалят Бог
знает как, если не посмотреть; и резцы в плугах не завинтят, а поснимают и потом скажут, что плуги выдумка пустая и то
ли дело соха Андревна, и т. п.
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович, не любивший противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое и без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя было
знать, на что отвечать, — впрочем, не в том дело. Позволь. Признаешь
ли ты, что образование есть благо для народа?
Константин молчал. Он чувствовал, что он разбит со всех сторон, но он чувствовал вместе о тем, что то, что он хотел сказать, было не понято его братом. Он не
знал только, почему это было не понято: потому
ли, что он не умел сказать ясно то, что хотел, потому
ли, что брат не хотел, или потому, что не мог его понять. Но он не стал углубляться в эти мысли и, не возражая брату, задумался о совершенно другом, личном своем деле.
Боится
ли она и желает
ли она того, что было, или того, что будет, и чего именно она желает, она не
знала.
— Как бы я желала
знать других так, как я себя
знаю, — сказала Анна серьезно и задумчиво. — Хуже
ли я других, или лучше? Я думаю, хуже.
― Как вы гадки, мужчины! Как вы не можете себе представить, что женщина этого не может забыть, ― говорила она, горячась всё более и более и этим открывая ему причину своего раздражения. ― Особенно женщина, которая не может
знать твоей жизни. Что я
знаю? что я
знала? ― говорила она, ― то, что ты скажешь мне. А почем я
знаю, правду
ли ты говорил мне…
— Ну как не грех не прислать сказать! Давно
ли? А я вчера был у Дюссо и вижу на доске «Каренин», а мне и в голову не пришло, что это ты! — говорил Степан Аркадьич, всовываясь с головой в окно кареты. А то я бы зашел. Как я рад тебя видеть! — говорил он, похлопывая ногу об ногу, чтобы отряхнуть с них снег. — Как не грех не дать
знать! — повторил он.
— Здорово, Василий, — говорил он, в шляпе набекрень проходя по коридору и обращаясь к знакомому лакею, — ты бакенбарды отпустил? Левин — 7-й нумер, а? Проводи, пожалуйста. Да
узнай, граф Аничкин (это был новый начальник) примет
ли?
— Разве он здесь? — сказал Левин и хотел спросить про Кити. Он слышал, что она была в начале зимы в Петербурге у своей сестры, жены дипломата, и не
знал, вернулась
ли она или нет, но раздумал расспрашивать. «Будет, не будет — всё равно».
Княгиня подошла к мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно, как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не
знали хорошенько, они
ли опять влюблены или только дочь их. Когда князь с княгиней вышли, Левин подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог говорить, и ему многое нужно было сказать ей. Но он сказал совсем не то, что нужно было.
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная, ужасная судьба, что оба Алексеи, не правда
ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не едет? Он добр, он сам не
знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не
знаете его. Никто не
знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза, надо
знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали
ли Сереже обедать? Ведь я
знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
Проводив княгиню Бетси до сеней, еще раз поцеловав ее руку выше перчатки, там, где бьется пульс, и, наврав ей еще такого неприличного вздору, что она уже не
знала, сердиться
ли ей или смеяться, Степан Аркадьич пошел к сестре. Он застал ее в слезах.
Ты поверить
ли, что я,
зная, что он добрый, превосходный человек, что я ногтя его не стою, я всё-таки ненавижу его.
Священник беспрестанно высылал то дьячка, то дьякона
узнать, не приехал
ли жених, и сам, в лиловой рясе и шитом поясе, чаще и чаще выходил к боковым дверям, ожидая жениха.
Сняв венцы с голов их, священник прочел последнюю молитву и поздравил молодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на ее лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он не
знал, кончилось
ли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо сказал: «поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из рук свечи.
Вронский понял по ее взгляду, что она не
знала, в каких отношениях он хочет быть с Голенищевым, и что она боится, так
ли она вела себя, как он бы хотел.
Он понимал все роды и мог вдохновляться и тем и другим; но он не мог себе представить того, чтобы можно было вовсе не
знать, какие есть роды живописи, и вдохновляться непосредственно тем, что есть в душе, не заботясь, будет
ли то, что он напишет, принадлежать к какому-нибудь известному роду.
Пришлете
ли вы Сережу ко мне, или мне приехать в дом в известный, назначенный час, или вы мне дадите
знать, когда и где я могу его видеть вне дома?
Старший брат, всегда уважавший суждения меньшего, не
знал хорошенько, прав
ли он или нет, до тех пор, пока свет не решил этого вопроса; сам же, с своей стороны, ничего не имел против этого и вместе с Алексеем пошел к Анне.
Хотя он в глубине души
знал, что свет закрыт для них, он пробовал, не изменится
ли теперь свет и не примут
ли их.
Василий Лукич между тем, не понимавший сначала, кто была эта дама, и
узнав из разговора, что это была та самая мать, которая бросила мужа и которую он не
знал, так как поступил в дом уже после нее, был в сомнении, войти
ли ему или нет, или сообщить Алексею Александровичу.
— Да я не хочу
знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я в том, что сделала? Нет, нет и нет. И если б опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим
ли мы друг друга. А других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать? Я тебя люблю, и мне всё равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему блеском глаз взглянув на него, — если ты не изменился. Отчего ты не смотришь на меня?
— Я очень рад, поедем. А вы охотились уже нынешний год? — сказал Левин Весловскому, внимательно оглядывая его ногу, но с притворною приятностью, которую так
знала в нем Кити и которая так не шла ему. — Дупелей не
знаю найдем
ли, а бекасов много. Только надо ехать рано. Вы не устанете? Ты не устал, Стива?
Ревность его в эти несколько минут, особенно по тому румянцу, который покрыл ее щеки, когда она говорила с Весловским, уже далеко ушла. Теперь, слушая ее слова, он их понимал уже по-своему. Как ни странно было ему потом вспоминать об этом, теперь ему казалось ясно, что если она спрашивает его, едет
ли он на охоту, то это интересует ее только потому, чтобы
знать, доставит
ли он это удовольствие Васеньке Весловскому, в которого она, по его понятиям, уже была влюблена.
Отъехав три версты, Весловский вдруг хватился сигар и бумажника и не
знал, потерял
ли их или оставил на столе. В бумажнике было триста семьдесят рублей, и потому нельзя было так оставить этого.
Обратный путь был так же весел, как и путь туда. Весловский то пел, то вспоминал с наслаждением свои похождения у мужиков, угостивших его водкой и сказавших ему: «не обсудись»; то свои ночные похождения с орешками и дворовою девушкой и мужиком, который спрашивал его, женат
ли он, и,
узнав, что он не женат, сказал ему: «А ты на чужих жен не зарься, а пуще всего домогайся, как бы свою завести». Эти слова особенно смешили Весловского.
И я до сих пор не
знаю, хорошо
ли сделала, что послушалась ее в это ужасное время, когда она приезжала ко мне в Москву.
— Он говорил о том, о чем я сама хочу говорить, и мне легко быть его адвокатом: о том, нет
ли возможности и нельзя
ли… — Дарья Александровна запнулась, — исправить, улучшить твое положение… Ты
знаешь, как я смотрю… Но всё-таки, если возможно, надо выйти замуж…
— Отжившее-то отжившее, а всё бы с ним надо обращаться поуважительнее. Хоть бы Снетков… Хороши мы, нет
ли, мы тысячу лет росли.
Знаете, придется если вам пред домом разводить садик, планировать, и растет у вас на этом месте столетнее дерево… Оно, хотя и корявое и старое, а всё вы для клумбочек цветочных не срубите старика, а так клумбочки распланируете, чтобы воспользоваться деревом. Его в год не вырастишь, — сказал он осторожно и тотчас же переменил разговор. — Ну, а ваше хозяйство как?
― Это мой искренний, едва
ли не лучший друг, ― сказал он Вронскому. ― Ты для меня тоже еще более близок и дорог. И я хочу и
знаю, что вы должны быть дружны и близки, потому что вы оба хорошие люди.