Неточные совпадения
Кроме того, она чувствовала, что если здесь, в своем доме, она едва успевала ухаживать за своими пятью детьми, то им будет еще хуже там, куда она
поедет со всеми ими.
— Вот что:
поедем к Гурину завтракать и там поговорим. До трех я свободен.
— Да, да, — повторял Левин. — Я понимаю и ценю твое отношение к нему; но я
поеду к нему.
Получив от лакея Сергея Ивановича адрес брата, Левин тотчас же собрался
ехать к нему, но, обдумав, решил отложить свою поездку до вечера. Прежде всего, для того чтобы иметь душевное спокойствие, надо было решить то дело, для которого он приехал в Москву. От брата Левин
поехал в присутствие Облонского и, узнав о Щербацких,
поехал туда, где ему сказали, что он может застать Кити.
— Я? я недавно, я вчера… нынче то есть… приехал, — отвечал Левин, не вдруг от волнения поняв ее вопрос. — Я хотел к вам
ехать, — сказал он и тотчас же, вспомнив, с каким намерением он искал ее, смутился и покраснел. — Я не знал, что вы катаетесь на коньках, и прекрасно катаетесь.
— Ну что ж,
едем? — спросил он. — Я всё о тебе думал, и я очень рад, что ты приехал, — сказал он, с значительным видом глядя ему в глаза.
—
Едем,
едем, — отвечал счастливый Левин, не перестававший слышать звук голоса, сказавший: «до свидания», и видеть улыбку, с которою это было сказано.
— Ну что ж,
поедешь нынче вечером к нашим, к Щербацким то есть? — сказал он, отодвигая пустые шершавые раковины, придвигая сыр и значительно блестя глазами.
— Да, я непременно
поеду, — отвечал Левин. — Хотя мне показалось, что княгиня неохотно звала меня.
Когда Татарин явился со счетом в двадцать шесть рублей с копейками и с дополнением на водку, Левин, которого в другое время, как деревенского жителя, привел бы в ужас счет на его долю в четырнадцать рублей, теперь не обратил внимания на это, расплатился и отправился домой, чтобы переодеться и
ехать к Щербацким, где решится его судьба.
Он прикинул воображением места, куда он мог бы
ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не
поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь.
Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.
— А я тебя ждал до двух часов. Куда же ты
поехал от Щербацких?
Она знала Анну Аркадьевну, но очень мало, и
ехала теперь к сестре не без страху пред тем, как ее примет эта петербургская светская дама, которую все так хвалили.
— Вы
поедете на этот бал? — спросила Кити.
— Я думаю, что нельзя будет не
ехать. Вот это возьми, — сказала она Тане, которая стаскивала легко сходившее кольцо с ее белого, тонкого в конце пальца.
— Я очень рада буду, если вы
поедете. Я бы так хотела вас видеть на бале.
— По крайней мере, если придется
ехать, я буду утешаться мыслью, что это сделает вам удовольствие… Гриша, не тереби, пожалуйста, они и так все растрепались, — сказала она, поправляя выбившуюся прядь волос, которою играл Гриша.
— Я
ехала вчера с матерью Вронского, — продолжала она, — и мать не умолкая говорила мне про него; это ее любимец; я знаю, как матери пристрастны, но..
— Она очень просила меня
поехать к ней, — продолжала Анна, — и я рада повидать старушку и завтра
поеду к ней. Однако, слава Богу, Стива долго остается у Долли в кабинете, — прибавила Анна, переменяя разговор и вставая, как показалось Кити, чем-то недовольная.
К десяти часам, когда она обыкновенно прощалась с сыном и часто сама, пред тем как
ехать на бал, укладывала его, ей стало грустно, что она так далеко от него; и о чем бы ни говорили, она нет-нет и возвращалась мыслью к своему кудрявому Сереже. Ей захотелось посмотреть на его карточку и поговорить о нем. Воспользовавшись первым предлогом, она встала и своею легкою, решительною походкой пошла за альбомом. Лестница наверх в ее комнату выходила на площадку большой входной теплой лестницы.
— А вы решительно
едете завтра? — спросил Вронский.
А я, вместо того чтобы
ехать отыскать его,
поехал обедать и сюда».
— На том свете? Ох, не люблю я тот свет! Не люблю, — сказал он, остановив испуганные дикие глаза на лице брата. — И ведь вот, кажется, что уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей, хорошо бы было, а я боюсь смерти, ужасно боюсь смерти. — Он содрогнулся. — Да выпей что-нибудь. Хочешь шампанского? Или
поедем куда-нибудь.
Поедем к Цыганам! Знаешь, я очень полюбил Цыган и русские песни.
Это он почувствовал при одном виде Игната и лошадей; но когда он надел привезенный ему тулуп, сел закутавшись в сани и
поехал, раздумывая о предстоящих распоряжениях в деревне и поглядывая на пристяжную, бывшую верховою, Донскую, надорванную, но лихую лошадь, он совершенно иначе стал понимать то, что с ним случилось.
— Нет, мне надо, надо
ехать, — объясняла она невестке перемену своего намерения таким тоном, как будто она вспомнила столько дел, что не перечтешь, — нет, уж лучше нынче!
— Нет, мрачные. Ты знаешь, отчего я
еду нынче, а не завтра? Это признание, которое меня давило, я хочу тебе его сделать, — сказала Анна, решительно откидываясь на кресле и глядя прямо в глаза Долли.
Читала ли она, как героиня романа ухаживала за больным, ей хотелось ходить неслышными шагами по комнате больного; читала ли она о том, как член парламента говорил речь, ей хотелось говорить эту речь; читала ли она о том, как леди Мери
ехала верхом за стаей и дразнила невестку и удивляла всех своею смелостью, ей хотелось это делать самой.
Герой романа уже начал достигать своего английского счастия, баронетства и имения, и Анна желала с ним вместе
ехать в это имение, как вдруг она почувствовала, что ему должно быть стыдно и что ей стыдно этого самого.
На нее беспрестанно находили минуты сомнения, вперед ли
едет вагон, или назад, или вовсе стоит.
— Я не знала, что вы
едете. Зачем вы
едете? — сказала она, опустив руку, которою взялась было за столбик. И неудержимая радость и оживление сияли на ее лице.
— Зачем я
еду? — повторил он, глядя ей прямо в глаза. — Вы знаете, я
еду для того, чтобы быть там, где вы, — сказал он, — я не могу иначе.
Он знал только, что сказал ей правду, что он
ехал туда, где была она, что всё счастье жизни, единственный смысл жизни он находил теперь в том, чтобы видеть и слышать ее.
Он приказал подбежавшему к нему из второго класса Немцу-лакею взять вещи и
ехать, а сам подошел к ней.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно сказал Алексей Александрович, подавая руку. — Туда
ехала с матерью, а назад с сыном, — сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом. — Вы, верно, из отпуска? — сказал он и, не дожидаясь ответа, обратился к жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез было пролито в Москве при разлуке?
— Но ей всё нужно подробно. Съезди, если не устала, мой друг. Ну, тебе карету подаст Кондратий, а я
еду в комитет. Опять буду обедать не один, — продолжал Алексей Александрович уже не шуточным тоном. — Ты не поверишь, как я привык…
Ровно в пять часов, бронзовые часы Петр I не успели добить пятого удара, как вышел Алексей Александрович в белом галстуке и во фраке с двумя звездами, так как сейчас после обеда ему надо было
ехать.
Анна не
поехала в этот раз ни к княгине Бетси Тверской, которая, узнав о ее приезде, звала ее вечером, ни в театр, где нынче была у нее ложа.
Она не
поехала преимущественно потому, что платье, на которое она рассчитывала, было не готово.
Она рада была, что не
поехала никуда и так хорошо провела этот вечер.
— А ты никуда не
поехала; тебе, верно, скучно было? — сказал он.
Узнав все новости, Вронский с помощию лакея оделся в мундир и
поехал являться. Явившись, он намерен был съездить к брату, к Бетси и сделать несколько визитов с тем, чтоб начать ездить в тот свет, где бы он мог встречать Каренину. Как и всегда в Петербурге, он выехал из дома с тем, чтобы не возвращаться до поздней ночи.
— А! Ну, в этом случае что ж, пускай
едут; только, повредят эти немецкие шарлатаны… Надо, чтобы слушались… Ну, так пускай
едут.
И доктор пред княгиней, как пред исключительно умною женщиной, научно определил положение княжны и заключил наставлением о том, как пить те воды, которые были не нужны. На вопрос,
ехать ли за границу, доктор углубился в размышления, как бы разрешая трудный вопрос. Решение наконец было изложено:
ехать и не верить шарлатанам, а во всем обращаться к нему.
— Право, я здорова, maman. Но если вы хотите
ехать, поедемте! — сказала она и, стараясь показать, что интересуется предстоящей поездкой, стала говорить о приготовлениях к отъезду.
Ей попробовали рассказывать, что говорил доктор, но оказалось, что, хотя доктор и говорил очень складно и долго, никак нельзя было передать того, что он сказал. Интересно было только то, что решено
ехать за границу.
— Как же решили,
едете? Ну, а со мной что хотите делать?
— Maman, отчего же папа не
поехать с нами? — сказала Кити. — И ему веселее и нам.
Прежде
ехать куда-нибудь в бальном платье для меня было простое удовольствие, я собой любовалась; теперь мне стыдно, неловко.
— Нельзя; я
еду во Французский театр.
— Слушайте же:
едут два веселые молодые человека…