Неточные совпадения
Венера перешла уже выше сучка, колесница Медведицы с своим дышлом
была уже вся видна
на темносинем
небе, но он всё еще ждал.
«Как красиво! — подумал он, глядя
на странную, точно перламутровую раковину из белых барашков-облачков, остановившуюся над самою головой его
на середине
неба. — Как всё прелестно в эту прелестную ночь! И когда успела образоваться эта раковина? Недавно я смотрел
на небо, и
на нем ничего не
было — только две белые полосы. Да, вот так-то незаметно изменились и мои взгляды
на жизнь!»
Он взглянул
на небо, надеясь найти там ту раковину, которою он любовался и которая олицетворяла для него весь ход мыслей и чувств нынешней ночи.
На небе не
было более ничего похожего
на раковину. Там, в недосягаемой вышине, совершилась уже таинственная перемена. Не
было и следа раковины, и
был ровный, расстилавшийся по целой половине
неба ковер всё умельчающихся и умельчающихся барашков.
Небо поголубело и просияло и с тою же нежностью, но и с тою же недосягаемостью отвечало
на его вопрошающий взгляд.
Остановившись и взглянув
на колебавшиеся от ветра вершины осины с обмытыми, ярко блистающими
на холодном солнце листьями, она поняла, что они не простят, что всё и все к ней теперь
будут безжалостны, как это
небо, как эта зелень.
Он знал это несомненно, как знают это всегда молодые люди, так называемые женихи, хотя никогда никому не решился бы сказать этого, и знал тоже и то, что, несмотря
на то, что он хотел жениться, несмотря
на то, что по всем данным эта весьма привлекательная девушка должна
была быть прекрасною женой, он так же мало мог жениться
на ней, даже еслиб он и не
был влюблен в Кити Щербацкую, как улететь
на небо.
Прежде он помнил имена, но теперь забыл совсем, в особенности потому, что Енох
был любимое его лицо изо всего Ветхого Завета, и ко взятию Еноха живым
на небо в голове его привязывался целый длинный ход мысли, которому он и предался теперь, остановившимися глазами глядя
на цепочку часов отца и до половины застегнутую пуговицу жилета.
«И почему же и всякий не может так же заслужить пред Богом и
быть взят живым
на небо?» думал Сережа.
Месяц, потеряв весь блеск, как облачко, белел
на небе; звезд не видно
было уже ни одной.
Он шел через террасу и смотрел
на выступавшие две звезды
на потемневшем уже
небе и вдруг вспомнил: «Да, глядя
на небо, я думал о том, что свод, который я вижу, не
есть неправда, и при этом что-то я не додумал, что-то я скрыл от себя, — подумал он. — Но что бы там ни
было, возражения не может
быть. Стоит подумать, — и всё разъяснится!»
Вместо того чтобы итти в гостиную, из которой слышны
были голоса, он остановился
на террасе и, облокотившись
на перила, стал смотреть
на небо.
И точно так же, как праздны и шатки
были бы заключения астрономов, не основанные
на наблюдениях видимого
неба по отношению к одному меридиану и одному горизонту, так праздны и шатки
были бы и мои заключения, не основанные
на том понимании добра, которое для всех всегда
было и
будет одинаково и которое открыто мне христианством и всегда в душе моей может
быть поверено.
Неточные совпадения
Хотя
был всего девятый час в начале, но
небо до такой степени закрылось тучами, что
на улицах сделалось совершенно темно.
На небе было всего одно облачко, но ветер крепчал и еще более усиливал общие предчувствия.
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка
на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то
есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали:
было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца
на носу сидел, потом батьку
на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху
на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом
небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Почувствовавши себя
на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в
небеса. Но так как архитекторов у них не
было, а плотники
были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только,
быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
Но словам этим не поверили и решили: сечь аманатов до тех пор, пока не укажут, где слобода. Но странное дело! Чем больше секли, тем слабее становилась уверенность отыскать желанную слободу! Это
было до того неожиданно, что Бородавкин растерзал
на себе мундир и, подняв правую руку к
небесам, погрозил пальцем и сказал: