Неточные совпадения
Одна треть государственных людей, стариков, были приятелями его отца и знали его в рубашечке;
другая треть были
с ним на «ты», а третья — были хорошие знакомые; следовательно, раздаватели земных благ в виде мест, аренд, концессий и тому подобного были все ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно было особенно стараться, чтобы получить выгодное место; нужно было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не
делал.
Теперь она верно знала, что он затем и приехал раньше, чтобы застать ее одну и
сделать предложение. И тут только в первый раз всё дело представилось ей совсем
с другой, новой стороны. Тут только она поняла, что вопрос касается не ее одной, —
с кем она будет счастлива и кого она любит, — но что сию минуту она должна оскорбить человека, которого она любит. И оскорбить жестоко… За что? За то, что он, милый, любит ее, влюблен в нее. Но,
делать нечего, так нужно, так должно.
Но это говорили его вещи,
другой же голос в душе говорил, что не надо подчиняться прошедшему и что
с собой
сделать всё возможно. И, слушаясь этого голоса, он подошел к углу, где у него стояли две пудовые гири, и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя в состояние бодрости. За дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири.
Как всегда держась чрезвычайно прямо, своим быстрым, твердым и легким шагом, отличавшим ее от походки
других светских женщин, и не изменяя направления взгляда, она
сделала те несколько шагов, которые отделяли ее от хозяйки, пожала ей руку, улыбнулась и
с этою улыбкой оглянулась на Вронского.
Со времени своего возвращения из-за границы Алексей Александрович два раза был на даче. Один раз обедал,
другой раз провел вечер
с гостями, но ни разу не ночевал, как он имел обыкновение
делать это в прежние годы.
Он послал седло без ответа и
с сознанием, что он
сделал что то стыдное, на
другой же день, передав всё опостылевшее хозяйство приказчику, уехал в дальний уезд к приятелю своему Свияжскому, около которого были прекрасные дупелиные болота и который недавно писал ему, прося исполнить давнишнее намерение побывать у него.
И ни то, ни
другое не давало не только ответа, но ни малейшего намека на то, что ему, Левину, и всем русским мужикам и землевладельцам
делать с своими миллионами рук и десятин, чтоб они были наиболее производительны для общего благосостояния.
Левин уже давно
сделал замечание, что, когда
с людьми бывает неловко от их излишней уступчивости, покорности, то очень скоро сделается невыносимо от их излишней требовательности и придирчивости. Он чувствовал, что это случится и
с братом. И, действительно, кротости брата Николая хватило не надолго. Он
с другого же утра стал раздражителен и старательно придирался к брату, затрогивая его за самые больные места.
― Ты неправа и неправа, мой
друг, ― сказал Вронский, стараясь успокоить ее. ― Но всё равно, не будем о нем говорить. Расскажи мне, что ты
делала? Что
с тобой? Что такое эта болезнь и что сказал доктор?
Ему казалось, что при нормальном развитии богатства в государстве все эти явления наступают, только когда на земледелие положен уже значительный труд, когда оно стало в правильные, по крайней мере, в определенные условия; что богатство страны должно расти равномерно и в особенности так, чтобы
другие отрасли богатства не опережали земледелия; что сообразно
с известным состоянием земледелия должны быть соответствующие ему и пути сообщения, и что при нашем неправильном пользовании землей железные дороги, вызванные не экономическою, но политическою необходимостью, были преждевременны и, вместо содействия земледелию, которого ожидали от них, опередив земледелие и вызвав развитие промышленности и кредита, остановили его, и что потому, так же как одностороннее и преждевременное развитие органа в животном помешало бы его общему развитию, так для общего развития богатства в России кредит, пути сообщения, усиление фабричной деятельности, несомненно необходимые в Европе, где они своевременны, у нас только
сделали вред, отстранив главный очередной вопрос устройства земледелия.
Лидия Ивановна через своих знакомых разведывала о том, что намерены
делать эти отвратительные люди, как она называла Анну
с Вронским, и старалась руководить в эти дни всеми движениями своего
друга, чтоб он не мог встретить их.
— Да я не хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я в том, что
сделала? Нет, нет и нет. И если б опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим ли мы
друг друга. А
других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать? Я тебя люблю, и мне всё равно, — сказала она по-русски,
с особенным, непонятным ему блеском глаз взглянув на него, — если ты не изменился. Отчего ты не смотришь на меня?
Агафья Михайловна
с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что на нее, как на главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась
сделать вид, что она занята
другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала на жаровню.
— То есть как тебе сказать?… Я по душе ничего не желаю, кроме того, чтобы вот ты не споткнулась. Ах, да ведь нельзя же так прыгать! — прервал он свой разговор упреком за то, что она
сделала слишком быстрое движение, переступая через лежавший на тропинке сук. — Но когда я рассуждаю о себе и сравниваю себя
с другими, особенно
с братом, я чувствую, что я плох.
— Да чем же? —
с тою же улыбкой продолжала Кити. — Разве ты тоже не
делаешь для
других? И твои хутора, и твое хозяйство, и твоя книга?…
— Так так-то, мой
друг. Надо одно из двух: или признавать, что настоящее устройство общества справедливо, и тогда отстаивать свои права; или признаваться, что пользуешься несправедливыми преимуществами, как я и
делаю, и пользоваться ими
с удовольствием.
Она счастлива,
делает счастье
другого человека и не забита, как я, а верно так же, как всегда, свежа, умна, открыта ко всему», думала Дарья Александровна, и плутовская улыбка морщила ее губы, в особенности потому, что, думая о романе Анны, параллельно
с ним Дарья Александровна воображала себе свой почти такой же роман
с воображаемым собирательным мужчиной, который был влюблен в нее.
— Я не понимаю, — сказал Сергей Иванович, заметивший неловкую выходку брата, — я не понимаю, как можно быть до такой степени лишенным всякого политического такта. Вот чего мы, Русские, не имеем. Губернский предводитель — наш противник, ты
с ним ami cochon [запанибрата] и просишь его баллотироваться. А граф Вронский… я
друга себе из него не
сделаю; он звал обедать, я не поеду к нему; но он наш, зачем же
делать из него врага? Потом, ты спрашиваешь Неведовского, будет ли он баллотироваться. Это не делается.
Дела эти занимали его не потому, чтоб он оправдывал их для себя какими-нибудь общими взглядами, как он это делывал прежде; напротив, теперь,
с одной стороны, разочаровавшись неудачей прежних предприятий для общей пользы,
с другой стороны, слишком занятый своими мыслями и самым количеством дел, которые со всех сторон наваливались на него, он совершенно оставил всякие соображения об общей пользе, и дела эти занимали его только потому, что ему казалось, что он должен был
делать то, что он
делал, — что он не мог иначе.
Сдерживая на тугих вожжах фыркающую от нетерпения и просящую хода добрую лошадь, Левин оглядывался на сидевшего подле себя Ивана, не знавшего, что
делать своими оставшимися без работы руками, и беспрестанно прижимавшего свою рубашку, и искал предлога для начала разговора
с ним. Он хотел сказать, что напрасно Иван высоко подтянул чересседельню, но это было похоже на упрек, а ему хотелось любовного разговора.
Другого же ничего ему не приходило в голову.
— Ну, что ты
делаешь? — сказал Сергей Иванович, отставая от
других и ровняясь
с братом.
Неточные совпадения
Городничий (
делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит
с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли
другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Тем не менее он все-таки
сделал слабую попытку дать отпор. Завязалась борьба; но предводитель вошел уже в ярость и не помнил себя. Глаза его сверкали, брюхо сладострастно ныло. Он задыхался, стонал, называл градоначальника душкой, милкой и
другими несвойственными этому сану именами; лизал его, нюхал и т. д. Наконец
с неслыханным остервенением бросился предводитель на свою жертву, отрезал ножом ломоть головы и немедленно проглотил.
На пятый день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали
другое озимое поле. Шли целый день и только к вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но там уже никого не застали. Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции. Пришлось брать
с бою эту позицию, но так как порох был не настоящий, то, как ни палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада,
сделать не могли.
С одной стороны, он чувствовал, что ему
делать нечего;
с другой стороны, тоже чувствовал, что ничего не
делать нельзя.
Все нашли, что мы говорим вздор, а, право, из них никто ничего умнее этого не сказал.
С этой минуты мы отличили в толпе
друг друга. Мы часто сходились вместе и толковали вдвоем об отвлеченных предметах очень серьезно, пока не замечали оба, что мы взаимно
друг друга морочим. Тогда, посмотрев значительно
друг другу в глаза, как
делали римские авгуры, [Авгуры — жрецы-гадатели в Древнем Риме.] по словам Цицерона, мы начинали хохотать и, нахохотавшись, расходились, довольные своим вечером.