Неточные совпадения
Никто вернее Степана Аркадьича не умел найти
ту границу свободы, простоты и официальности, которая нужна для приятного занятия делами.
Домашний доктор давал ей рыбий жир, потом железо, потом лапис, но так как ни
то, ни другое, ни третье не помогало и так как он советовал от весны уехать за
границу,
то приглашен был знаменитый доктор.
— Я враг поездок за
границу. И изволите видеть: если есть начало туберкулезного процесса, чего мы знать не можем,
то поездка за
границу не поможет. Необходимо такое средство, которое бы поддерживало питание и не вредило.
И доктор пред княгиней, как пред исключительно умною женщиной, научно определил положение княжны и заключил наставлением о
том, как пить
те воды, которые были не нужны. На вопрос, ехать ли за
границу, доктор углубился в размышления, как бы разрешая трудный вопрос. Решение наконец было изложено: ехать и не верить шарлатанам, а во всем обращаться к нему.
Ей попробовали рассказывать, что говорил доктор, но оказалось, что, хотя доктор и говорил очень складно и долго, никак нельзя было передать
того, что он сказал. Интересно было только
то, что решено ехать за
границу.
Еще в феврале он получил письмо от Марьи Николаевны о
том, что здоровье брата Николая становится хуже, но что он не хочет лечиться, и вследствие этого письма Левин ездил в Москву к брату и успел уговорить его посоветоваться с доктором и ехать на воды за
границу.
Он думал о
том, что Анна обещала ему дать свиданье нынче после скачек. Но он не видал ее три дня и, вследствие возвращения мужа из-за
границы, не знал, возможно ли это нынче или нет, и не знал, как узнать это. Он виделся с ней в последний раз на даче у кузины Бетси. На дачу же Карениных он ездил как можно реже. Теперь он хотел ехать туда и обдумывал вопрос, как это сделать.
Внешние отношения Алексея Александровича с женою были такие же, как и прежде. Единственная разница состояла в
том, что он еще более был занят, чем прежде. Как и в прежние года, он с открытием весны поехал на воды за
границу поправлять свое расстраиваемое ежегодно усиленным зимним трудом здоровье и, как обыкновенно, вернулся в июле и тотчас же с увеличенною энергией взялся за свою обычную работу. Как и обыкновенно, жена его переехала на дачу, а он остался в Петербурге.
— Позор и срам! — отвечал полковник. — Одного боишься, — это встречаться с Русскими за
границей. Этот высокий господин побранился с доктором, наговорил ему дерзости за
то, что
тот его не так лечит, и замахнулся палкой. Срам просто!
Сергей Иванович Кознышев хотел отдохнуть от умственной работы и, вместо
того чтоб отправиться по обыкновению за
границу, приехал в конце мая в деревню к брату.
— Ну, послушай однако, — нахмурив свое красивое умное лицо, сказал старший брат, — есть
границы всему. Это очень хорошо быть чудаком и искренним человеком и не любить фальши, — я всё это знаю; но ведь
то, что ты говоришь, или не имеет смысла или имеет очень дурной смысл. Как ты находишь неважным, что
тот народ, который ты любишь, как ты уверяешь…
Сверх
того, отъезд был ей приятен еще и потому, что она мечтала залучить к себе в деревню сестру Кити, которая должна была возвратиться из-за
границы в середине лета, и ей предписано было купанье.
Он полагал, что жизнь человеческая возможна только за
границей, куда он и уезжал жить при первой возможности, а вместе с
тем вел в России очень сложное и усовершенствованное хозяйство и с чрезвычайным интересом следил за всем и знал всё, что делалось в России.
Уже раз взявшись за это дело, он добросовестно перечитывал всё, что относилось к его предмету, и намеревался осенью ехать зa
границу, чтоб изучить еще это дело на месте, с
тем чтобы с ним уже не случалось более по этому вопросу
того, что так часто случалось с ним по различным вопросам. Только начнет он, бывало, понимать мысль собеседника и излагать свою, как вдруг ему говорят: «А Кауфман, а Джонс, а Дюбуа, а Мичели? Вы не читали их. Прочтите; они разработали этот вопрос».
Для
того же, чтобы теоретически разъяснить всё дело и окончить сочинение, которое, сообразно мечтаниям Левина, должно было не только произвести переворот в политической экономии, но совершенно уничтожить эту науку и положить начало новой науке — об отношениях народа к земле, нужно было только съездить за
границу и изучить на месте всё, что там было сделано в этом направлении и найти убедительные доказательства, что всё
то, что там сделано, — не
то, что нужно.
Вронский в эти три месяца, которые он провел с Анной за
границей, сходясь с новыми людьми, всегда задавал себе вопрос о
том, как это новое лицо посмотрит на его отношения к Анне, и большею частью встречал в мужчинах какое должно понимание. Но если б его спросили и спросили
тех, которые понимали «как должно», в чем состояло это понимание, и он и они были бы в большом затруднении.
С
тем тактом, которого так много было у обоих, они за
границей, избегая русских дам, никогда не ставили себя в фальшивое положение и везде встречали людей, которые притворялись, что вполне понимали их взаимное положение гораздо лучше, чем они сами понимали его.
Шестнадцать часов дня надо было занять чем-нибудь, так как они жили за
границей на совершенной свободе, вне
того круга условий общественной жизни, который занимал время в Петербурге.
Еще бывши женихом, он был поражен
тою определенностью, с которою она отказалась от поездки за
границу и решила ехать в деревню, как будто она знала что-то такое, что нужно, и кроме своей любви могла еще думать о постороннем.
Окончив курсы в гимназии и университете с медалями, Алексей Александрович с помощью дяди тотчас стал на видную служебную дорогу и с
той поры исключительно отдался служебному честолюбию. Ни в гимназии, ни в университете, ни после на службе Алексей Александрович не завязал ни с кем дружеских отношений. Брат был самый близкий ему по душе человек, но он служил по министерству иностранных дел, жил всегда за
границей, где он и умер скоро после женитьбы Алексея Александровича.
Комната эта была не
та парадная, которую предлагал Вронский, а такая, за которую Анна сказала, что Долли извинит ее. И эта комната, за которую надо было извиняться, была преисполнена роскоши, в какой никогда не жила Долли и которая напомнила ей лучшие гостиницы за
границей.
Говоря о предстоящем наказании иностранцу, судившемуся в России, и о
том, как было бы неправильно наказать его высылкой за
границу, Левин повторил
то, что он слышал вчера в разговоре от одного знакомого.
Он испытывал в Петербурге
то же, что говорил ему вчера еще шестидесятилетний князь Облонский, Петр, только что вернувшийся из-за
границы...
Мысли о
том, куда она поедет теперь, — к тетке ли, у которой она воспитывалась, к Долли или просто одна за
границу, и о
том, что он делает теперь один в кабинете, окончательная ли это ссора, или возможно еще примирение, и о
том, что теперь будут говорить про нее все ее петербургские бывшие знакомые, как посмотрит на это Алексей Александрович, и много других мыслей о
том, что будет теперь, после разрыва, приходили ей в голову, но она не всею душой отдавалась этим мыслям.
Неточные совпадения
Между
тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он прискакал в Глупов, как говорится, во все лопатки (время было такое, что нельзя было терять ни одной минуты) и едва вломился в пределы городского выгона, как тут же, на самой
границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что новый градоначальник во второй раз возьмет приступом крепость Хотин.
Затем он начал болтать и уже не переставал до
тех пор, покуда не был, по распоряжению начальства, выпровожен из Глупова за
границу.
— Вот
граница! — сказал Ноздрев. — Все, что ни видишь по эту сторону, все это мое, и даже по
ту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и все, что за лесом, все мое.
Так что бедный путешественник, переехавший через
границу, все еще в продолжение нескольких минут не мог опомниться и, отирая пот, выступивший мелкою сыпью по всему телу, только крестился да приговаривал: «Ну, ну!» Положение его весьма походило на положение школьника, выбежавшего из секретной комнаты, куда начальник призвал его, с
тем чтобы дать кое-какое наставление, но вместо
того высек совершенно неожиданным образом.
— Да я и строений для этого не строю; у меня нет зданий с колоннами да фронтонами. Мастеров я не выписываю из-за
границы. А уж крестьян от хлебопашества ни за что не оторву. На фабриках у меня работают только в голодный год, всё пришлые, из-за куска хлеба. Этаких фабрик наберется много. Рассмотри только попристальнее свое хозяйство,
то увидишь — всякая тряпка пойдет в дело, всякая дрянь даст доход, так что после отталкиваешь только да говоришь: не нужно.