Неточные совпадения
Степан Аркадьич
был человек правдивый в
отношении к себе самому.
«Ах да!» Он опустил голову, и красивое лицо его приняло тоскливое выражение. «Пойти или не пойти?» говорил он себе. И внутренний голос говорил ему, что ходить не надобно, что кроме фальши тут ничего
быть не может, что поправить, починить их
отношения невозможно, потому что невозможно сделать ее опять привлекательною и возбуждающею любовь или его сделать стариком, неспособным любить. Кроме фальши и лжи, ничего не могло выйти теперь; а фальшь и ложь
были противны его натуре.
Домà Левиных и Щербацких
были старые дворянские московские домà и всегда
были между собою в близких и дружеских
отношениях.
Казалось бы, ничего не могло
быть проще того, чтобы ему, хорошей породы, скорее богатому, чем бедному человеку, тридцати двух лет, сделать предложение княжне Щербацкой; по всем вероятностям, его тотчас признали бы хорошею партией. Но Левин
был влюблен, и поэтому ему казалось, что Кити
была такое совершенство во всех
отношениях, такое существо превыше всего земного, а он такое земное низменное существо, что не могло
быть и мысли о том, чтобы другие и она сама признали его достойным ее.
— Если тебе хочется, съезди, но я не советую, — сказал Сергей Иванович. — То
есть, в
отношении ко мне, я этого не боюсь, он тебя не поссорит со мной; но для тебя, я советую тебе лучше не ездить. Помочь нельзя. Впрочем, делай как хочешь.
— Я тебе говорю, чтò я думаю, — сказал Степан Аркадьич улыбаясь. — Но я тебе больше скажу: моя жена — удивительнейшая женщина…. — Степан Аркадьич вздохнул, вспомнив о своих
отношениях с женою, и, помолчав с минуту, продолжал: — У нее
есть дар предвидения. Она насквозь видит людей; но этого мало, — она знает, чтò
будет, особенно по части браков. Она, например, предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна. Никто этому верить не хотел, а так вышло. И она — на твоей стороне.
Между Нордстон и Левиным установилось то нередко встречающееся в свете
отношение, что два человека, оставаясь по внешности в дружелюбных
отношениях, презирают друг друга до такой степени, что не могут даже серьезно обращаться друг с другом и не могут даже
быть оскорблены один другим.
Ему и в голову не приходило, чтобы могло
быть что-нибудь дурное в его
отношениях к Кити.
Облонский обедал дома; разговор
был общий, и жена говорила с ним, называя его «ты», чего прежде не
было. В
отношениях мужа с женой оставалась та же отчужденность, но уже не
было речи о разлуке, и Степан Аркадьич видел возможность объяснения и примирения.
Весь вечер, как всегда, Долли
была слегка насмешлива по
отношению к мужу, а Степан Аркадьич доволен и весел, но настолько, чтобы не показать, что он,
будучи прощен, забыл свою вину.
Вспомнила бал, вспомнила Вронского и его влюбленное покорное лицо, вспомнила все свои
отношения с ним: ничего не
было стыдного.
Чувство то
было давнишнее, знакомое чувство, похожее на состояние притворства, которое она испытывала в
отношениях к мужу; но прежде она не замечала этого чувства, теперь она ясно и больно сознала его.
Этот разговор поддержался, так как говорилось намеками именно о том, чего нельзя
было говорить в этой гостиной, то
есть об
отношениях Тушкевича к хозяйке.
Снаружи
было то же, но внутренние
отношения их совершенно изменились.
Ему так хорошо удалось уговорить брата и дать ему взаймы денег на поездку, не раздражая его, что в этом
отношении он
был собой доволен.
У всех
было то же
отношение к его предположениям, и потому он теперь уже не сердился, но огорчался и чувствовал себя еще более возбужденным для борьбы с этою какою-то стихийною силой, которую он иначе не умел назвать, как «что Бог даст», и которая постоянно противопоставлялась ему.
Но, несмотря на то, что его любовь
была известна всему городу — все более или менее верно догадывались об его
отношениях к Карениной, — большинство молодых людей завидовали ему именно в том, что
было самое тяжелое в его любви, — в высоком положении Каренина и потому в выставленности этой связи для света.
Вронский любил его и зa его необычайную физическую силу, которую он большею частью выказывал тем, что мог
пить как бочка, не спать и
быть всё таким же, и за большую нравственную силу, которую он выказывал в
отношениях к начальникам и товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и в игре, которую он вел на десятки тысяч и всегда, несмотря на выпитое вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком в Английском Клубе.
Мальчик этот чаще всех других
был помехой их
отношений.
Как будто ребенок чувствовал, что между этим человеком и его матерью
есть какое-то важное
отношение, значения которого он понять не может.
Когда она думала о сыне и его будущих
отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно за то, что она сделала, что она не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы всё оставалось по старому и чтобы можно
было забыть про страшный вопрос, что
будет с сыном.
Он приехал к Брянскому, пробыл у него пять минут и поскакал назад. Эта быстрая езда успокоила его. Всё тяжелое, что
было в его
отношениях к Анне, вся неопределенность, оставшаяся после их разговора, всё выскочило из его головы; он с наслаждением и волнением думал теперь о скачке, о том, что он всё-таки
поспеет, и изредка ожидание счастья свидания нынешней ночи вспыхивало ярким светом в его воображении.
Внешние
отношения Алексея Александровича с женою
были такие же, как и прежде. Единственная разница состояла в том, что он еще более
был занят, чем прежде. Как и в прежние года, он с открытием весны поехал на воды за границу поправлять свое расстраиваемое ежегодно усиленным зимним трудом здоровье и, как обыкновенно, вернулся в июле и тотчас же с увеличенною энергией взялся за свою обычную работу. Как и обыкновенно, жена его переехала на дачу, а он остался в Петербурге.
Со времени того разговора после вечера у княгини Тверской он никогда не говорил с Анною о своих подозрениях и ревности, и тот его обычный тон представления кого-то
был как нельзя более удобен для его теперешних
отношений к жене.
В его
отношениях к ней
был оттенок досады, но не более.
Он, этот умный и тонкий в служебных делах человек, не понимал всего безумия такого
отношения к жене. Он не понимал этого, потому что ему
было слишком страшно понять свое настоящее положение, и он в душе своей закрыл, запер и запечатал тот ящик, в котором у него находились его чувства к семье, т. е. к жене и сыну. Он, внимательный отец, с конца этой зимы стал особенно холоден к сыну и имел к нему то же подтрунивающее
отношение, как и к желе. «А! молодой человек!» обращался он к нему.
Сережа, и прежде робкий в
отношении к отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла в голову загадка о том, друг или враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему
было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал сына за плечо, и Сереже
было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
— Я уже просил вас держать себя в свете так, чтоб и злые языки не могли ничего сказать против вас.
Было время, когда я говорил о внутренних
отношениях; я теперь не говорю про них. Теперь я говорю о внешних
отношениях. Вы неприлично держали себя, и я желал бы, чтоб это не повторялось.
Подробности, которые узнала княгиня о прошедшем Вареньки и об
отношениях ее к мадам Шталь и о самой мадам Шталь,
были следующие.
Ему неловко, даже неприятно
было видеть
отношение брата к деревне.
Кроме того, хотя он долго жил в самых близких
отношениях к мужикам как хозяин и посредник, а главное, как советчик (мужики верили ему и ходили верст за сорок к нему советоваться), он не имел никакого определенного суждения о народе, и на вопрос, знает ли он народ,
был бы в таком же затруднении ответить, как на вопрос, любит ли он народ.
И потому, несмотря на дружескую простоту их
отношений, Константину неловко
было оставлять его одного.
Степану Аркадьичу отъезд жены в деревню
был очень приятен во всех
отношениях: и детям здорово, и расходов меньше, и ему свободнее.
А в душе Алексея Александровича, несмотря на полное теперь, как ему казалось, презрительное равнодушие к жене, оставалось в
отношении к ней одно чувство — нежелание того, чтоб она беспрепятственно могла соединиться с Вронским, чтобы преступление ее
было для нее выгодно.
«Я должен объявить свое решение, что, обдумав то тяжелое положение, в которое она поставила семью, все другие выходы
будут хуже для обеих сторон, чем внешнее statu quo, [прежнее положение] и что таковое я согласен соблюдать, но под строгим условием исполнения с ее стороны моей воли, то
есть прекращения
отношений с любовником».
«Да, пройдет время, всё устрояющее время, и
отношения восстановятся прежние, — сказал себе Алексей Александрович, — то
есть восстановятся в такой степени, что я не
буду чувствовать расстройства в течении своей жизни.
Случилось же, что в знаменитой комиссии 2 июня
было выставлено дело об орошении полей Зарайской губернии, находившееся в министерстве Алексея Александровича и представлявшее резкий пример неплодотворности расходов и бумажного
отношения к делу.
— Но скажите, пожалуйста, я никогда не могла понять, — сказала Анна, помолчав несколько времени и таким тоном, который ясно показывал, что она делала не праздный вопрос, но что то, что она спрашивала,
было для нее важнее, чем бы следовало. — Скажите, пожалуйста, что такое ее
отношение к князю Калужскому, так называемому Мишке? Я мало встречала их. Что это такое?
Теперешнее
отношение его к Анне и к ее мужу
было для него просто и ясно. Оно
было ясно и точно определено в своде правил, которыми он руководствовался.
Отношения к обществу тоже
были ясны. Все могли знать, подозревать это, но никто не должен
был сметь говорить. В противном случае он готов
был заставить говоривших молчать и уважать несуществующую честь женщины, которую он любил.
Отношения к мужу
были яснее всего. С той минуты, как Анна полюбила Вронского, он считал одно свое право на нее неотъемлемым. Муж
был только излишнее и мешающее лицо. Без сомнения, он
был в жалком положении, но что
было делать? Одно, на что имел право муж, это
было на то, чтобы потребовать удовлетворения с оружием в руках, и на это Вронский
был готов с первой минуты.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то
отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него
были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог
быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это
было ему, ему
было завидно.
Она знала, что он, по обыкновению, скоро уедет по службе, и ей хотелось до этого видеть его, чтоб
отношения их
были определены.
И потому я только предупреждаю вас, что наши
отношения должны
быть такие, какие они всегда
были и что только в том случае, если вы компрометируете себя, я должен
буду принять меры, чтоб оградить свою честь.
— Но
отношения наши не могут
быть такими, как всегда, — робким голосом заговорила Анна, с испугом глядя на него.
Несмотря на превосходный урожай, никогда не
было или, по крайней мере, никогда ему не казалось, чтобы
было столько неудач и столько враждебных
отношений между им и мужиками, как нынешний год, и причина неудач и этой враждебности
была теперь совершенно понятна ему.
Прелесть, которую он испытывал в самой работе, происшедшее вследствие того сближение с мужиками, зависть, которую он испытывал к ним, к их жизни, желание перейти в эту жизнь, которое в эту ночь
было для него уже не мечтою, но намерением, подробности исполнения которого он обдумывал, — всё это так изменило его взгляд на заведенное у него хозяйство, что он не мог уже никак находить в нем прежнего интереса и не мог не видеть того неприятного
отношения своего к работникам, которое
было основой всего дела.
— Отчего вы думаете, — говорил Левин, стараясь вернуться к вопросу, что нельзя найти такого
отношения к рабочей силе, при которой работа
была бы производительна.
— Как же новые условия могут
быть найдены? — сказал Свияжский,
поев простокваши, закурив папиросу и опять подойдя к спорящим. — Все возможные
отношения к рабочей силе определены и изучены, сказал он. — Остаток варварства — первобытная община с круговою порукой сама собой распадается, крепостное право уничтожилось, остается только свободный труд, и формы его определены и готовы, и надо брать их. Батрак, поденный, фермер — и из этого вы не выйдете.
Левину невыносимо скучно
было в этот вечер с дамами: его, как никогда прежде, волновала мысль о том, что то недовольство хозяйством, которое он теперь испытывал,
есть не исключительное его положение, а общее условие, в котором находится дело в России, что устройство какого-нибудь такого
отношения рабочих, где бы они работали, как у мужика на половине дороги,
есть не мечта, а задача, которую необходимо решить. И ему казалось, что эту задачу можно решить и должно попытаться это сделать.