Неточные совпадения
— Я Матвей Хомяк! —
отвечал он, — стремянный Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского; служу верно господину моему и
царю в опричниках. Метла, что у нас при седле, значит, что мы Русь метем, выметаем измену из царской земли; а собачья голова — что мы грызем врагов царских. Теперь ты ведаешь, кто я; скажи ж и ты, как тебя называть, величать, каким именем помянуть, когда придется тебе шею свернуть?
— Боярин, —
ответил Вяземский, — великий государь велел тебе сказать свой царский указ: «Боярин Дружина!
царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси слагает с тебя гнев свой, сымает с главы твоей свою царскую опалу, милует и прощает тебя во всех твоих винностях; и быть тебе, боярину Дружине, по-прежнему в его, великого государя, милости, и служить тебе и напредки великому государю, и писаться твоей чести по-прежнему ж!»
— Да! —
отвечал со вздохом Михеич, — жалует
царь, да не жалует псарь!
Сокольничий, потеряв надежду достать Адрагана, поспешил подать
царю другого кречета. Но
царь любил Адрагана и припечалился, что пропала его лучшая птица. Он спросил у сокольничего, кому из рядовых указано держать Адрагана? Сокольничий
отвечал, что указано рядовому Тришке.
На вопрос
царя Малюта
ответил, что нового ничего не случилось, что Серебряный повинился в том, что стоял за Морозова на Москве, где убил семерых опричников и рассек Вяземскому голову.
— Старики наши рассказывают, —
отвечал Перстень, — и гусляры о том поют. В стародавние то было времена, когда возносился Христос-бог на небо, расплакались бедные, убогие, слепые, хромые, вся, значит, нищая братия: куда ты, Христос-бог, полетаешь? На кого нас оставляешь? Кто будет нас кормить-поить? И сказал им Христос,
царь небесный...
— В руках
царя! —
отвечал отрывисто Перстень.
Царь велел меня позвать, да и говорит, что ты-де, Тришка, мне головой за него
отвечаешь; достанешь — пожалую тебя, не достанешь — голову долой.
— Нет, не выкупа! —
отвечал рыжий песенник. — Князя, вишь,
царь обидел, хотел казнить его; так князь-то от
царя и ушел к нам; говорит: я вас, ребятушки, сам на Слободу поведу; мне, говорит, ведомо, где казна лежит. Всех, говорит, опричников перережем, а казною поделимся!
Князь хотел
отвечать, но
царь не дал ему времени.
Погубив одного из своих соперников, видя рождающееся вновь расположение к себе Ивана Васильевича и не зная, что мельник уже сидит в слободской тюрьме, Басманов сделался еще высокомернее. Он, следуя данным ему наставлениям, смело глядел в очи
царя, шутил с ним свободно и дерзко
отвечал на его насмешки.
— А до того, —
ответил Годунов, не желая сразу настаивать на мысли, которую хотел заронить в Серебряном, — до того, коли
царь тебя помилует, ты можешь снова на татар идти; за этими дело не станет!
Царь зевнул еще раз, но не
отвечал ничего, и Годунов, улавливая каждую черту лица его, не прочел на нем никакого признака ни явного, ни скрытого гнева. Напротив, он заметил, что
царю понравилось намерение Серебряного предаться на его волю.
— Батюшка-царь, —
отвечали вполголоса разбойники, — он атамана нашего спас, когда его в Медведевке повесить хотели. Атаман-то и увел его из тюрьмы!
Я за тебя вчера испугался, да и подосадовал-таки на тебя, когда ты напрямик
отвечал царю, что не хочешь вписаться в опричнину.
— Жаль, государь! —
отвечал Кольцо, не боясь раздражить
царя этим признанием.
Неточные совпадения
— Да у него и не видно головы-то, все только живот, начиная с цилиндра до сапог, —
ответила женщина. — Смешно, что
царь — штатский, вроде купца, — говорила она. — И черное ведро на голове — чего-нибудь другое надо бы для важности, хоть камилавку, как протопопы носят, а то у нас полицеймейстер красивее одет.
—
Царь и этот поп должны
ответить, — заговорил он с отчаянием, готовый зарыдать. —
Царь — ничтожество. Он — самоубийца! Убийца и самоубийца. Он убивает Россию, товарищи! Довольно Ходынок! Вы должны…
— Возьмем на прицел глаза и ума такое происшествие: приходят к молодому
царю некоторые простодушные люди и предлагают: ты бы, твое величество, выбрал из народа людей поумнее для свободного разговора, как лучше устроить жизнь. А он им
отвечает: это затея бессмысленная. А водочная торговля вся в его руках. И — всякие налоги. Вот о чем надобно думать…
Ему не
ответили. Клим думал: как поступит
царь? И чувствовал, что он впервые думает о
царе как о существе реальном.
— О Ходынке? Нет. Я — не слышал ничего, —
ответил Клим и, вспомнив, что он, думая о
царе, ни единого раза не подумал о московской катастрофе, сказал с иронической усмешкой: