Последний и главный из них, Малюта Скуратов, не испытав ни разу опалы, был убит при осаде Пайды, или Вейсенштейна, в Ливонии, и в честь ему Иоанн
сжег на костре всех пленных немцев и шведов.
Один Фоллен был брошен в тюрьму за Вартбургский праздник в память Лютера; он произнес действительно зажигательную речь, вслед за которою
сжег на костре иезуитские и реакционные книги, всякие символы самодержавия и папской власти.
Вы, ураниты, — суровые и черные, как древние испанцы, мудро умевшие
сжигать на кострах, — вы молчите, мне кажется, вы — со мною. Но я слышу: розовые венеряне — что-то там о пытках, казнях, о возврате к варварским временам. Дорогие мои: мне жаль вас — вы не способны философски-математически мыслить.
— Виноват! — опять заревел приказчик… — сжальтесь! Я от страху не знаю, что говорю… я приказчик… если б я знал, где господа, так я бы сам их выдал нашему батюшке!.. я бы сам полюбовался на их виселицу… я бы сам их
сжег на костре, сам бы своими руками с них кожу содрал с живых!..
Именно эти люди, охваченные аффектом страха, который может быть животным и мистическим, создают инквизиционные суды, пытки, гильотины, они
сжигают на кострах, гильотинируют и расстреливают неисчислимое количество людей.
Неточные совпадения
Повторяю тебе, завтра же ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к
костру твоему,
на котором
сожгу тебя за то, что пришел нам мешать.
Я не знаю, кто ты, и знать не хочу: ты ли это или только подобие его, но завтра же я осужу и
сожгу тебя
на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал твои ноги, завтра же по одному моему мановению бросится подгребать к твоему
костру угли, знаешь ты это?
По рассказам тазов, 30 лет тому назад
на реке Санхобе свирепствовала оспа. Не было ни одной фанзы, которую не посетила бы эта страшная болезнь. Китайцы боялись хоронить умерших и
сжигали их
на кострах, выволакивая трупы из фанз крючьями. Были случаи, когда вместе с мертвыми сжигались и больные, впавшие в бессознательное состояние.
— Да ведь это уж и лишнее будет, Фома Фомич,
на костер-то-с! — трунил Ежевикин. — Ну, что толку? Во-первых, и больно-с, а во-вторых,
сожгут — что останется?
«И вот они собрались, чтобы придумать казнь, достойную преступления… Хотели разорвать его лошадьми — и это казалось мало им; думали пустить в него всем по стреле, но отвергли и это; предлагали
сжечь его, но дым
костра не позволил бы видеть его мучений; предлагали много — и не находили ничего настолько хорошего, чтобы понравилось всем. А его мать стояла перед ними
на коленях и молчала, не находя ни слез, ни слов, чтобы умолять о пощаде. Долго говорили они, и вот один мудрец сказал, подумав долго: