Неточные совпадения
Из этих намеков мужа и Егора Егорыча Миропа Дмитриевна хорошо поняла, что она поймана с поличным, и ею овладело вовсе не раскаяние, которое ей предлагали, а злость несказуемая и неописуемая
на своего супруга; в ее голове быстро промелькнули не мысли, нет, а скорее ощущение мыслей: «Этот дурак, то есть Аггей Никитич, говорит, что любит меня, а между тем разблаговещивает всем, что я что-то такое не по его сделала, тогда как я сделала это для его же, дурака, пользы, чтобы придать ему
вес перед его подчиненными!» Повторяемый столь часто в мыслях эпитет мужу: дурак и дурак — свидетельствовал, что Миропа Дмитриевна окончательно убедилась в недальности Аггея Никитича, но, как бы там ни было, по чувству самосохранения она прежде всего хотела вывернуться из того, что
ставят ей в обвинение.
— Греки играли в кости, но более любимая их забава была игра коттабос; она представляла не что иное, как
весы, к коромыслу которых
на обоих концах были привешены маленькие чашечки; под чашечки эти
ставили маленькие металлические фигурки. Искусство в этой игре состояло в том, чтобы играющий из кубка сумел плеснуть в одну из чашечек так, чтобы она, опускаясь, ударилась об голову стоящей под ней фигурки, а потом плеснуть в другую чашечку, чтобы та пересилила прежнюю и ударилась сама в голову своей фигурки.
Дьякон опустил карлика и,
поставив его
на землю, шутливо заметил, что, по легкости Николая Афанасьевича, его никак бы нельзя
на вес продавать, но протопопу уже немножко досадила суетливость Ахиллы, и он ему отвечал:
— Я, брат, — говорил он, —
вес жизни знаю — и сколько стоит человеку фунт добра и зла! А тебе сразу счастье пришло, вот я тебя
поставил на место и буду толкать до возможной высоты…
Андрей Титыч. Такую нашли — с ума сойдешь! Тысяч триста серебра денег, рожа, как тарелка, —
на огород
поставить, ворон пугать. Я у них был как-то раз с тятенькой, еще не знамши ничего этого; вышла девка пудов в пятнадцать
весу, вся в веснушках; я сейчас с политичным разговором к ней: «Чем, говорю, вы занимаетесь?» Я, говорит, люблю жестокие романсы петь. Да как запела, глаза это раскосила, так-то убедила народ, хоть взвой,
на нее глядя. Унеси ты мое горе
на гороховое поле!