Неточные совпадения
— Батюшка, князь Афанасий Иванович, как тебе сказать? Всякие есть травы. Есть колюка-трава, сбирается в Петров пост. Обкуришь ею
стрелу, промаху не дашь. Есть тирлич-трава, на Лысой горе,
под Киевом, растет. Кто ее носит на себе, на того ввек царского гнева не будет. Есть еще плакун-трава, вырежешь из корня крест да повесишь на шею, все тебя будут как огня бояться!
Напрасно Серебряный просьбами и угрозами старался удержать их. Уже отряды татар начали,
под прикрытием
стрел, обратно переплывать речку, грозя ударить Серебряному в тыл, как Перстень явился внезапно возле князя. Смуглое лицо его разгорелось, рубаха была изодрана, с ножа капала кровь.
Зазвенел тугой татарский лук, спела тетива, провизжала
стрела, угодила Максиму в белу грудь, угодила каленая
под самое сердце. Закачался Максим на седле, ухватился за конскую гриву; не хочется пасть добру молодцу, но доспел ему час, на роду написанный, и свалился он на сыру землю, зацепя стремя ногою. Поволок его конь по чисту полю, и летит Максим, лежа навзничь, раскидав белые руки, и метут его кудри мать сыру-земли, и бежит за ним по полю кровавый след.
Твой конь не боится опасных трудов; // Он, чуя господскую волю, // То смирный стоит
под стрелами врагов, // То мчится по бранному полю. // И холод и сеча ему ничего… // Но примешь ты смерть от коня своего».
Неточные совпадения
— В первый раз, как я увидел твоего коня, — продолжал Азамат, — когда он
под тобой крутился и прыгал, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей душе сделалось что-то непонятное, и с тех пор все мне опостылело: на лучших скакунов моего отца смотрел я с презрением, стыдно было мне на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я на утесе целые дни, и ежеминутно мыслям моим являлся вороной скакун твой с своей стройной поступью, с своим гладким, прямым, как
стрела, хребтом; он смотрел мне в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел слово вымолвить.
Райский с трудом представлял себе, как спали на этих катафалках: казалось ему, не уснуть живому человеку тут.
Под балдахином вызолоченный висящий купидон, весь в пятнах, полинявший, натягивал
стрелу в постель; по углам резные шкафы, с насечкой из кости и перламутра.
С наступлением ночи опять стало нервам больно, опять явилось неопределенное беспокойство до тоски от остроты наркотических испарений, от теплой мглы, от теснившихся в воображении призраков, от смутных дум. Нет, не вынесешь долго этой жизни среди роз, ядов, баядерок, пальм,
под отвесными
стрелами, которые злобно мечет солнечный шар!
«Ваше высокоблагородие! — прервал голос мое раздумье: передо мной матрос. — Катер отваливает сейчас; меня послали за вами». На рейде было совсем не так тихо и спокойно, как в городе. Катер мчался
стрелой под парусами. Из-под него фонтанами вырывалась золотая пена и далеко озаряла воду. Через полчаса мы были дома.
Страшно подумать взойти туда,
под эти
стрелы, а китайцы и малайцы ползали там голые, некоторые без шляп.