Максим смотрел на все спокойным оком. Не страшно было ему умирать в муках; грустно было умереть без меча, со связанными руками, и не слыхать в предсмертный час ни бранного окрика, ни ржания коней, а слышать лишь дикие песни да пьяный смех своих мучителей.
Неточные совпадения
—
Максим не пил ни вина, ни меду, — заметил злобно царевич. — Я все время на него
смотрел, он и усов не омочил!
Игумен не отвечал. Он горестно стоял перед
Максимом. Неподвижно
смотрели на них мрачные лики угодников. Грешники на картине Страшного суда жалобно подымали руки к небу, но все молчало. Спокойствие церкви прерывали одни рыдания
Максима, щебетанье ласточек под сводами да изредка полугромкое слово среди тихой молитвы, которую читал про себя игумен.
И снова очутился
Максим на коне, среди зеленого леса. Как прежде, Буян прыгал вокруг коня и весело
смотрел на
Максима. Вдруг он залаял и побежал вперед.
Максим уже схватился за саблю в ожидании недоброй встречи, как из-за поворота показался всадник в желтом кафтане с черным двоеглавым орлом на груди.
—
Максим Григорьич! — отвечал весело сокольник, — доброго здоровья! Как твоя милость здравствует? Так вот где ты,
Максим Григорьич! А мы в Слободе думали, что ты и невесть куда пропал! Ну ж как батюшка-то твой осерчал! Упаси господи!
Смотреть было страшно! Да еще многое рассказывают про твоего батюшку, про царевича да про князя Серебряного. Не знаешь, чему и верить. Ну, слава богу, добро, что ты сыскался,
Максим Григорьич! Обрадуется же твоя матушка!
Серебряный
посмотрел на
Максима почти отеческим взором.
— Побереги себя,
Максим, — сказал он, — не мечись в сечу даром;
смотри, ты и так уж в крови!
— То, должно быть, вражья кровь, — ответил
Максим, весело
посмотрев на свою рубаху, — а на мне и царапины нет; твой крест соблюл меня!
Слепой ездил ловко и свободно, привыкнув прислушиваться к топоту других коней и к шуршанию колес едущего впереди экипажа. Глядя на его свободную, смелую посадку, трудно было бы угадать, что этот всадник не видит дороги и лишь привык так смело отдаваться инстинкту лошади. Анна Михайловна сначала робко оглядывалась, боясь чужой лошади и незнакомых дорог,
Максим посматривал искоса с гордостью ментора и с насмешкой мужчины над бабьими страхами.
Неточные совпадения
— Нет, и я, и я пойду
смотреть, — воскликнул Калганов, самым наивным образом отвергая предложение Грушеньки посидеть с ним. И все направились
смотреть.
Максимов действительно свой танец протанцевал, но, кроме Мити, почти ни в ком не произвел особенного восхищения. Весь танец состоял в каких-то подпрыгиваниях с вывертыванием в стороны ног, подошвами кверху, и с каждым прыжком
Максимов ударял ладонью по подошве. Калганову совсем не понравилось, а Митя даже облобызал танцора.
Мать
смотрела на сына с печалью в глазах. Глаза Эвелины выражали сочувствие и беспокойство. Один
Максим будто не замечал, какое действие производит шумное общество на слепого, и радушно приглашал гостей наведываться почаще в усадьбу, обещая молодым людям обильный этнографический материал к следующему приезду.
Старик закурил свою трубку и внимательно
посмотрел на Петра. Слепой сидел неподвижно и, очевидно, жадно ловил слова
Максима. «Продолжать ли?» — подумал старик, но через минуту начал как-то задумчиво, будто невольно отдаваясь странному направлению своих мыслей:
И
Максим рассмеялся, поглаживая ее руку, которую держал в своей. Между тем девочка продолжала
смотреть на него своим открытым взглядом, сразу завоевавшим его женоненавистническое сердце.
Она вспомнила долгие взгляды
Максима. Так вот что значили эти молчаливые взгляды! Он лучше ее самой знал ее настроение, он угадал, что в ее сердце возможна еще борьба и выбор, что она в себе не уверена… Но нет, — он ошибается. Она знает свой первый шаг, а там она
посмотрит, что можно будет взять у жизни еще…