Басманов надеялся, что Иоанн удержит его; но отсутствие из Слободы, вместо того чтоб оживить
к нему любовь Иоанна, охладило ее еще более; он успел от него отвыкнуть, а другие любимцы, особенно Малюта, оскорбленный высокомерием Басманова, воспользовались этим временем, чтоб отвратить от него сердце Иоанна.
Неточные совпадения
Увидя мужчину, Елена хотела скрыться; но, бросив еще взгляд на всадника, она вдруг стала как вкопанная. Князь также остановил коня.
Он не верил глазам своим. Тысяча мыслей в одно мгновение втеснялись в
его голову, одна другой противореча.
Он видел пред собой Елену, дочь Плещеева-Очина, ту самую, которую
он любил и которая клялась
ему в
любви пять лет тому назад. Но каким случаем она попала в сад
к боярину Морозову?
Единственною светлою стороной Малюты казалась горячая
любовь его к сыну, молодому Максиму Скуратову; но то была
любовь дикого зверя,
любовь бессознательная, хотя и доходившая до самоотвержения.
Запылала радость в груди Серебряного. Взыграло
его сердце и забилось
любовью к свободе и
к жизни. Запестрели в
его мыслях и леса, и поля, и новые славные битвы, и явился
ему, как солнце, светлый образ Елены.
— Тяжело мое преступление, — начал
он дрожащим голосом. — Отец мой, слушай! Страшно мне вымолвить: оскудела моя
любовь к царю, сердце мое от
него отвратилось!
Иоанну не нравилось удаление
его от общих молитв и общего веселья; но
он, зная о неудачном похищении боярыни, приписывал поведение Вяземского мучениям
любви и был
к нему снисходителен.
Иоанн, в первом порыве раздражения, обрек было
его на самые страшные муки; но, по непонятной изменчивости нрава, а может быть, и вследствие общей
любви москвитян
к боярину,
он накануне казни отменил свои распоряжения и осудил
его на менее жестокую смерть.
Приветливость Бориса Федоровича,
его неподдельное участие
к Серебряному, услуги,
им столько раз оказанные, а главное,
его совершенное несходство с другими царедворцами привлекали
к нему сильно Никиту Романовича.
Он открылся
ему в
любви своей
к Елене.
Сердце
его разрывалось от этого звона, но
он стал прислушиваться
к нему с
любовью, как будто в
нем звучало последнее прощание Елены, и когда мерные удары, сливаясь в дальний гул, замерли наконец в вечернем воздухе,
ему показалось, что все родное оторвалось от
его жизни и со всех сторон охватило
его холодное, безнадежное одиночество…
— Вот и я, — сказал князь. — Я жил за границей, читал газеты и, признаюсь, еще до Болгарских ужасов никак не понимал, почему все Русские так вдруг полюбили братьев Славян, а я никакой
к ним любви не чувствую? Я очень огорчался, думал, что я урод или что так Карлсбад на меня действует. Но, приехав сюда, я успокоился, я вижу, что и кроме меня есть люди, интересующиеся только Россией, а не братьями Славянами. Вот и Константин.
Видите, значит, у меня давно была
к нему любовь, но как он не показывал ко мне никакого чувства и надежды у меня не было, чтобы я могла ему понравиться, то эта любовь и замирала во мне, и я сама не понимала, что она во мне есть.
Словом, как золото, очищающееся в горниле, выходил таким образом старик из всех битв своих в новом блеске власти, и последняя победа его явно уже доказала крепость его в Петербурге и окончательно утвердила
к нему любовь и уважение на месте.
— Мое бессмертие уже потому необходимо, что бог не захочет сделать неправды и погасить совсем огонь раз возгоревшейся
к нему любви в моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ей неподклонно? Если я полюбил его и обрадовался любви моей — возможно ли, чтоб он погасил и меня и радость мою и обратил нас в нуль? Если есть бог, то и я бессмертен! Voilà ma profession de foi. [Вот мой символ веры (фр.).]
«Я, Сусанна Николаевна Марфина, обещаюсь и клянусь перед всемогущим строителем вселенной и перед собранными здесь членами сей достопочтенной ложи в том, что я с ненарушимою верностью буду употреблять все мои способности и усердие для пользы, благоденствия и процветания оной, наблюдать за исполнением законов, порядком и правильностью работ и согласием членов сей ложи между собою, одушевляясь искреннейшею
к ним любовью. Да поможет мне в сем господь бог и его милосердие. Аминь!»
Неточные совпадения
Милон. А! теперь я вижу мою погибель. Соперник мой счастлив! Я не отрицаю в
нем всех достоинств.
Он, может быть, разумен, просвещен, любезен; но чтоб мог со мною сравниться в моей
к тебе
любви, чтоб…
Стародум. Так. Только, пожалуй, не имей ты
к мужу своему
любви, которая на дружбу походила б. Имей
к нему дружбу, которая на
любовь бы походила. Это будет гораздо прочнее. Тогда после двадцати лет женитьбы найдете в сердцах ваших прежнюю друг
к другу привязанность. Муж благоразумный! Жена добродетельная! Что почтеннее быть может! Надобно, мой друг, чтоб муж твой повиновался рассудку, а ты мужу, и будете оба совершенно благополучны.
Он не верит и в мою
любовь к сыну или презирает (как
он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но
он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от
него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это
он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого».
Она была, как меньшая, любимица отца, и ей казалось, что
любовь его к ней делала
его проницательным.
И Левина охватило новое чувство
любви к этому прежде чуждому
ему человеку, старому князю, когда
он смотрел, как Кити долго и нежно целовала
его мясистую руку.