Неточные совпадения
Тут ратники подвели к князю двух лошадей, на которых
сидели два человека, связанные и прикрученные к седлам. Один из них
был старик с кудрявою, седою головой и длинною бородой. Товарищ его, черноглазый молодец, казался лет тридцати.
Боярин Морозов уже с час, как отдыхал в своей опочивальне. Елена с сенными девушками
сидела под липами на дерновой скамье, у самого частокола. На ней
был голубой аксамитный летник с яхонтовыми пуговицами. Широкие кисейные рукава, собранные в мелкие складки, перехватывались повыше локтя алмазными запястьями, или зарукавниками. Такие же серьги висели по самые плечи; голову покрывал кокошник с жемчужными наклонами, а сафьянные сапожки блестели золотою нашивкой.
— Отцы наши, батюшки! —
пели иные протяжно,
сидя у самой дороги, — дай вам господи доброе здоровье! Донеси вас бог до Сергия Троицы!
Серебряному пришлось
сидеть недалеко от царского стола, вместе с земскими боярами, то
есть с такими, которые не принадлежали к опричнине, но, по высокому сану своему, удостоились на этот раз обедать с государем. Некоторых из них Серебряный знал до отъезда своего в Литву. Он мог видеть с своего места и самого царя, и всех бывших за его столом. Грустно сделалось Никите Романовичу, когда он сравнил Иоанна, оставленного им пять лет тому назад, с Иоанном, сидящим ныне в кругу новых любимцев.
Разговоры становились громче, хохот раздавался чаще, головы кружились. Серебряный, всматриваясь в лица опричников, увидел за отдаленным столом молодого человека, который несколько часов перед тем спас его от медведя. Князь спросил об нем у соседей, но никто из земских не знал его. Молодой опричник, облокотясь на стол и опустив голову на руки,
сидел в задумчивости и не участвовал в общем веселье. Князь хотел
было обратиться с вопросом к проходившему слуге, но вдруг услышал за собой...
Многие из них пировали у Вяземского. Они
сидели за кубками и
пели удалые песни. Услышав звон, они вскочили и надели черные рясы поверх богатых кафтанов, а головы накрыли высокими шлыками.
— Государь! — сказал он вдруг резко, — не ищи измены далеко. Супротивник твой
сидит супротив тебя, он
пьет с тобой с одного ковша,
ест с тобой с одного блюда, платье носит с одного плеча!
Царевич
сидел на коне. Возле него
был Басманов. Просители стояли перед ними на коленях. Старший держал золотое блюдо с хлебом-солью.
В этом положении старику
было ловчее рассказывать, чем
сидя.
— Ребята! — сказал, подбегая к ним, один молодец, — атаман опять начал рассказывать про свое житье на Волге. Все бросили и песни
петь, и сказки слушать,
сидят вокруг атамана. Пойдем поскорее, а то места не найдем!
Как бы вывесть измену из каменной Москвы!
Что возговорит Малюта, злодей Скурлатович:
«Ах ты гой еси, царь Иван Васильевич!
Не вывесть тебе изменушки довеку!
Сидит супротивник супротив тебя,
Ест с тобой с одного блюда,
Пьет с тобой с одного ковша,
Платье носит с одного плеча!»
И тут царь догадается,
На царевича осержается.
— Где ж мне
было говорить, коли ты у меня на горле
сидел, тюлень этакий! Тьфу!
— Да вот что, хозяин: беда случилась, хуже смерти пришлось; схватили окаянные опричники господина моего, повезли к Слободе с великою крепостью,
сидит он теперь, должно
быть, в тюрьме, горем крутит, горе мыкает; а за что
сидит, одному богу ведомо; не сотворил никакого дурна ни перед царем, ни перед господом; постоял лишь за правду, за боярина Морозова да за боярыню его, когда они лукавством своим, среди веселья, на дом напали и дотла разорили.
— Да что ты, атаман, с ума, что ли, спятил? Аль не слыхал, где
сидит князь? Аль не слыхал, что ключи днем у Малюты, а ночью у царя под изголовьем? Что тут делать? Плетью обуха не перешибешь. Пропал он, так и пропал! Нешто из-за него и нам пропадать? Легче ему, что ли,
будет, когда с нас шкуру сдерут?
В глубокой и темной тюрьме, которой мокрые стены
были покрыты плесенью,
сидел князь Никита Романович, скованный по рукам и ногам, и ожидал себе смерти.
Версты полторы от места, где совершилось нападение на Максима, толпы вооруженных людей
сидели вокруг винных бочек с выбитыми днами. Чарки и берестовые черпала ходили из рук в руки. Пылающие костры освещали резкие черты, всклокоченные бороды и разнообразные одежды.
Были тут знакомые нам лица: и Андрюшка, и Васька, и рыжий песенник; но не
было старого Коршуна. Часто поминали его разбойники, хлебая из черпал и осушая чарки.
— В голове своей я один волен! — отвечал князь с досадою. — Незачем
было меня из тюрьмы вызволять, коли я теперь в неволе
сижу!
— Грешно, Федор Алексеич! Когда
сидишь ты на коне, с саблей в руке, сердце, глядя на тебя, радуется. И доблесть свою показал ты сегодня, любо смотреть
было. Брось же свой бабий обычай, остриги волосы, как бог велит, сходи на покаяние в Киев или в Соловки, да и вернись на Москву христианином!
Царь
сидел на скамье под образами, любимцы, исключая Скуратова, которого не
было в объезде, стояли у стен, а игумен, низко кланяясь, ставил на стол медовые соты, разное варенье, чаши с молоком и свежие яйца.
Признаться, батюшка, не нравилось мне крепко, когда ты к Дружине Андреичу-то ездил, не выйдет добра из этого, думал я, да и совестно, правду сказать, за тебя
было, когда ты с ним за одним столом
сидел, из одного ковша
пил.
В большой кремлевской палате, окруженный всем блеском царского величия, Иван Васильевич
сидел на престоле в Мономаховой шапке, в золотой рясе, украшенной образами и дорогими каменьями. По правую его руку стоял царевич Федор, по левую Борис Годунов. Вокруг престола и дверей размещены
были рынды, в белых атласных кафтанах, шитых серебром, с узорными топорами на плечах. Вся палата
была наполнена князьями и боярами.
Бывало, покуда поправляет Карл Иваныч лист с диктовкой, выглянешь в ту сторону, видишь черную головку матушки, чью-нибудь спину и смутно слышишь оттуда говор и смех; так сделается досадно, что нельзя там быть, и думаешь: «Когда же я буду большой, перестану учиться и всегда
буду сидеть не за диалогами, а с теми, кого я люблю?» Досада перейдет в грусть, и, бог знает отчего и о чем, так задумаешься, что и не слышишь, как Карл Иваныч сердится за ошибки.
Неточные совпадения
Бобчинский. Сначала вы сказали, а потом и я сказал. «Э! — сказали мы с Петром Ивановичем. — А с какой стати
сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию?» Да-с. А вот он-то и
есть этот чиновник.
Наскучило идти — берешь извозчика и
сидишь себе как барин, а не хочешь заплатить ему — изволь: у каждого дома
есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет.
Хлестаков. Возле вас стоять уже
есть счастие; впрочем, если вы так уже непременно хотите, я сяду. Как я счастлив, что наконец
сижу возле вас.
Сначала он принял
было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет
сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
Аммос Федорович. А я на этот счет покоен. В самом деле, кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не
будет рад. Я вот уж пятнадцать лет
сижу на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда.