Неточные совпадения
Как услышал князя Серебряного, как узнал, что он твой объезд за душегубство разбил и не заперся перед царем
в своем правом деле, но как мученик пошел за него на
смерть, — тогда забилось к нему сердце мое, как ни к кому еще не бивалось, и вышло из мысли моей колебание, и стало мне ясно как день, что не на вашей
стороне правда!
Утро было свежее, солнечное. Бывшие разбойники, хорошо одетые и вооруженные, шли дружным шагом за Серебряным и за всадниками, его сопровождавшими. Зеленый мрак охватывал их со всех
сторон. Конь Серебряного, полный нетерпеливой отваги, срывал мимоходом листья с нависших ветвей, а Буян, не оставлявший князя после
смерти Максима, бежал впереди, подымал иногда, нюхая ветер, косматую морду или нагибал ее на
сторону и чутко навастривал ухо, если какой-нибудь отдаленный шум раздавался
в лесу.
Неточные совпадения
—
В том-то и дело, что премерзейшее дело! Говорят, что Чичиков и что подписано завещание уже после
смерти: нарядили какую-то бабу, наместо покойницы, и она уж подписала. Словом, дело соблазнительнейшее. Говорят, тысячи просьб поступило с разных
сторон. К Марье Еремеевне теперь подъезжают женихи; двое уж чиновных лиц из-за нее дерутся. Вот какого роду дело, Афанасий Васильевич!
Ну, да все это вздор, а только она, видя, что ты уже не студент, уроков и костюма лишился и что по
смерти барышни ей нечего уже тебя на родственной ноге держать, вдруг испугалась; а так как ты, с своей
стороны, забился
в угол и ничего прежнего не поддерживал, она и вздумала тебя с квартиры согнать.
Ну! люди
в здешней
стороне! // Она к нему, а он ко мне, // А я… одна лишь я любви до
смерти трушу. — // А как не полюбить буфетчика Петрушу!
Ему казалось, что он весь запылился, выпачкан липкой паутиной; встряхиваясь, он ощупывал костюм, ловя на нем какие-то невидимые соринки, потом, вспомнив, что, по народному поверью, так «обирают» себя люди перед
смертью, глубоко сунул руки
в карманы брюк, — от этого стало неловко идти, точно он связал себя. И, со
стороны глядя, смешон, должно быть, человек, который шагает одиноко по безлюдной окраине, — шагает, сунув руки
в карманы, наблюдая судороги своей тени, маленький, плоский, серый, —
в очках.
Бальзаминов. Меня раза три травили. Во-первых, перепугают до
смерти, да еще бежишь с версту, духу потом не переведешь. Да и страм! какой страм-то, маменька! Ты тут ухаживаешь, стараешься понравиться — и вдруг видят тебя из окна, что ты летишь во все лопатки. Что за вид, со стороны-то посмотреть! Невежество
в высшей степени… что уж тут! А вот теперь, как мы с Лукьян Лукьянычем вместе ходим, так меня никто не смеет тронуть. А знаете, маменька, что я задумал?