Нередко в чудные теплые ночи вели они долгие разговоры и, отрываясь от них, чтобы полюбоваться прелестью притихшего океана, серебрившегося под
томным светом луны, и прелестью неба, словно усыпанного брильянтами, вновь возобновляли беседу и, в конце концов, оба приходили к заключению, что во всяком случае на земле наступит торжество правды и разума.
«Я влюблена», — шептала снова // Старушке с горестью она. // «Сердечный друг, ты нездорова». — // «Оставь меня: я влюблена». // И между тем луна сияла // И
томным светом озаряла // Татьяны бледные красы, // И распущенные власы, // И капли слез, и на скамейке // Пред героиней молодой, // С платком на голове седой, // Старушку в длинной телогрейке: // И всё дремало в тишине // При вдохновительной луне.
И Саша был четырнадцати лет. // Он привыкал (скажу вам под секретом, // Хоть важности большой во всем том нет) // Толкаться меж служанок. Часто летом, // Когда луна бросала
томный свет // На тихий сад, на свод густых акаций, // И с шопотом толпа домашних граций // В аллее кралась, — легкою стопой // Он догонял их; и, шутя, порой, // Его невинность (вы поймете сами) // Они дразнили дерзкими перстами.
Неточные совпадения
Татьяна вслушаться желает // В беседы, в общий разговор; // Но всех в гостиной занимает // Такой бессвязный, пошлый вздор; // Всё в них так бледно, равнодушно; // Они клевещут даже скучно; // В бесплодной сухости речей, // Расспросов, сплетен и вестей // Не вспыхнет мысли в целы сутки, // Хоть невзначай, хоть наобум // Не улыбнется
томный ум, // Не дрогнет сердце, хоть для шутки. // И даже глупости смешной // В тебе не встретишь,
свет пустой.
Недуг, которого причину // Давно бы отыскать пора, // Подобный английскому сплину, // Короче: русская хандра // Им овладела понемногу; // Он застрелиться, слава Богу, // Попробовать не захотел, // Но к жизни вовсе охладел. // Как Child-Harold, угрюмый,
томный // В гостиных появлялся он; // Ни сплетни
света, ни бостон, // Ни милый взгляд, ни вздох нескромный, // Ничто не трогало его, // Не замечал он ничего.
На скамейке сидит девушка в розовом платье, рядом молодой брюнет… Глаза у него большие, черные, как ночь,
томные… Только как-то странно напущены верхние веки, отчего глаза кажутся будто двухэтажными… В них играет луч
света, освещающий толстые, пухлые ярко-красные губы, с черными, как стрелки, закрученными блестящими усиками.
Об ней в изгнании тоскую… // Безумец! полно! перестань, // Не оживляй тоски напрасной, // Мятежным снам любви несчастной // Заплачена тобою дань — // Опомнись; долго ль, узник
томный, // Тебе оковы лобызать // И в
свете лирою нескромной // Свое безумство разглашать?
Упал! (прости невинность!). Как змея, // Маврушу крепко обнял он руками, // То холодея, то как жар горя, // Неистово впился в нее устами // И — обезумел… Небо и земля // Слились в туман. Мавруша простонала // И улыбнулась; как волна, вставала // И упадала грудь, и
томный взор, // Как над рекой безлучный метеор, // Блуждал вокруг без цели, без предмета, // Боясь всего: людей, дерев и
света…