Неточные совпадения
— И хоть бы что, — продолжал Бастрюков, — Егорка только приходил в
большую отчаянность… Наконец, братцы вы мои, видит
Барабанов, что нет
с Кирюшкиным никакого сладу и что допорет он его до смерти, пожалуй, еще в ответе будет, — адмирал у нас на эскадре законный человек был, — пошел к капитану и докладывает: «Так мол, и так. Никак не могу я этого мерзавца исправить; дозвольте, говорит, по форме арестантом сделать, потому, говорит, совсем беспардонный человек»…
Неточные совпадения
Что за плавание в этих печальных местах! что за климат! Лета почти нет: утром ни холодно, ни тепло, а вечером положительно холодно. Туманы скрывают от глаз чуть не собственный нос. Вчера палили из пушек, били в
барабан, чтоб навести наши шлюпки
с офицерами на место, где стоит фрегат. Ветра
большею частию свежие, холодные, тишины почти не бывает, а половина июля!
Наконец мы, однако, сошлись
с ним на двадцати рублях. Он отправился за лошадьми и чрез час привел их целых пять на выбор. Лошади оказались порядочные, хотя гривы и хвосты у них были спутанные и животы —
большие, растянутые, как
барабан.
С Филофеем пришло двое его братьев, нисколько на него не похожих. Маленькие, черноглазые, востроносые, они, точно, производили впечатление ребят «шустрых», говорили много и скоро — «лопотали», как выразился Ермолай, но старшому покорялись.
Ромашов стоял против нее и, болезненно щурясь сквозь очки, глядел на ее
большой, тонкий, увядший рот, искривленный от злости. Из окна неслись оглушительные звуки музыки,
с упорным постоянством кашлял ненавистный тромбон, а настойчивые удары турецкого
барабана раздавались точно в самой голове Ромашова. Он слышал слова Раисы только урывками и не понимал их. Но ему казалось, что и они, как звуки
барабана, бьют его прямо в голову и сотрясают ему мозг.
Если начальник губернии в хороших отношениях
с полковым командиром, то в эти дни являются трубы или
большой барабан с товарищами, смотря по тому, какое войско стоит в губернии; и увертюра из «Лодоиски» и «Калифа Багдадского» вместе
с французскими кадрилями, напоминающими незапамятные времена греческого освобождения и «Московского телеграфа», увеселяют слух купчих, одетых по-летнему — в атлас и бархат, и тех провинциальных барынь, за которыми никто не ухаживает, каких, впрочем, моложе сорока лет почти не бывает.
За нею столь же медленно, тесной кучей — точно одно тело — плывут музыканты, — медные трубы жутко вытянуты вперед, просительно подняты к темному небу и рычат, вздыхают; гнусаво, точно невыспавшиеся монахи, поют кларнеты, и, словно старый злой патер, гудит фагот; мстительно жалуется корнет-а-пистон, ему безнадежно вторят валторны, печально молится баритон, и, охая, глухо гудит
большой барабан, отбивая такт угрюмого марша, а вместе
с дробной, сухой трелью маленького сливается шорох сотен ног по камням.